Евгений Фейнберг - Кибернетика, Логика, Искусство

Правда, уже здесь он был непоследователен. Ведь еще за шесть лет до этого высказывания Эйнштейн говорил: "Никто из тех, кто действительно углублялся в предмет, не станет отрицать, что теоретическая система практически однозначно определяется миром наблюдений, хотя никакой логический путь не ведет от наблюдения к основным принципам теории" [18 в].

См. также у Сенеки: "Как много зла в чрезмерной тонкости и как она враждебна истине!" [40].

В дальнейшем, если не оговорено иное, мы под науками будем обычно понимать так называемые точные науки.

В приведенной цитате у Канта действительно стоит слово "удовольствие" (Lust), однако в подавляющем большинстве аналогичных высказываний Кант пользуется вместо этого словом "Wohlgefallen", которое принято переводить тоже русским словом "удовольствие". Но "Wohl" означает "благо", так что этому слову, вероятно, ближе соответствует слово "удовлетворение" или даже ублаготворение".

Вопрос о том, как возникает синтетическое интуитивное усмотрение является одним из самых фундаментальных в современном интенсивном изучении психологической и психофизиологической природы всякого творчества. Существует точка зрения [29], согласно которой можно проследить и научно объективно изучить лишь те этапы творческого процесса, которые сводятся к накапливанию информации, нервно-психическим реакциям и логическим умозаключениям. Самый же процесс синтетического усмотрения и тем более момент "озарения" принципиально не может быть разложен на элементы, доступные подробному изучению. Согласно этой точке зрения интуитивное суждение нельзя приписывать не только сознанию, но и подсознанию, и скорее следует говорить о сверхсознании , объединяющем подсознание и сознание в едином мощном акте. По-видимому, это и соответствует декартовскому пониманию "прямого усмотрения" как высшего проявления интеллектуальной способности.

"Обнаруживаемая совместимость" разнородных явлений" под одним охватывающим их принципом" есть в таком случае в значительной мере совместимость с исторически и социально обусловленным общим мировоззрением или эстетическими нормами.

По мере развития науки, доказывающей либо разумность, либо необоснованность таких норм, они утрачивают свое значение и религия может от них избавляться. С чисто философской точки зрения можно сказать, что они либо получают опосредствование в научном знании и перестают быть догмами, либо опровергаются.

Масонство использовало мистику и обрядность, но можно сказать, что искусство само по себе не использовалось (хотя обрядность можно связать с театрализованным "действом").

В бурном ХХ веке происходили (и происходят) массовые вспышки влияния религии. Они характерны либо для стран, отставших от общего процесса развития человечества, либо для тоталитарных режимов, где религия служит прибежищем оппозиционных настроений (католицизм при нацизме и проч.), либо, наконец, для сообществ, жаждущих помощи религии в обстановке расшатанной старой морали и неукрепившейся новой (наркотическая и сексуальная "революции") или в условиях экологического несовершенства (чрезмерная урбанизация, вызывающая стремление к нетронутой природе). Мы же говорим об исторической многовековой тенденции, несомненно, свидетельствующей о том, что мистические и обрядовые элементы, авторитет высшего существа перестают соответствовать мышлению эпохи, представленному ее наиболее развитыми социальными системами и общественными слоями.

Неоконченная статья Белинского "Идея искусства", печатающаяся по черновикам, начинается определением: "Искусство есть непосредственное созерцание истины...". Мы могли бы взять эти слова эпиграфом к нашей книге - так близки они к основной ее мысли, - если бы Белинский не докончил фразу словами: "...или мышление в образах", давая в дальнейшем совершенно непостижимое и неприемлемое разъяснение слова "мышление" (важнейшего, как он сам пишет, для его формулировки и парадоксально сопоставляемого в ней со словом "искусство"): "Все сущее, все, что есть, все, что мы называем материей и духом, природою, жизнью, человечеством, историей, миром, вселенною, - все это мышление, которое самое себя мыслит" [32, с.67-69]. Видно, что в момент написания сохранившегося черновика (1841 г.) Белинский был убежденным гегельянцем. Он не возвращался к своей формуле сущности искусства до конца жизни, хотя отзвуки идеи "непосредственного созерцания истины" можно услышать в других его сочинениях [33].

Это, разумеется, вовсе не значит, что искусство сводится к интуитивному постижению. Оно всегда есть сочетание не только чувственного с интеллектуальным, но и интуитивного с дискурсивным. Об этом будет еще сказано далее (гл.8).

В своей книге [34] Б.Г.Кузнецов говорит по поводу процитированных слов Эйнштейна, что он должен был ценить в Достоевском "убедительность парадоксальности". Это очень близко к сказанному выше, если под "парадоксальностью" понимать "логичность внелогичного" или попросту интуитивное.

Т.е. в наибольшей возможной степени, хотя, быть может, и не полностью.

Cм. статью Ю.Н.Тынянова "Иллюстрации" в [35]. Тынянов, однако, не связывает "иллюстрирование" с нарушением необходимого "сотворчества" читателя и обеднением этого сотворчества при чрезмерной и произвольной конкретизации литературного описания. Он показывает, вместо того, как огрубляется и вульгаризуется это описание при такой конкретизации, как обедняется оно при кажущемся обогащении (ср. особенно пример из "Носа" и "Hевского проспекта" Гоголя).

Если речь идет о живописи или скульптуре, то можно напомнить слова Лессинга: "...плодотворно только то, что оставляет свободное поле воображению. Чем более мы глядим, тем более мысль наша добавляет к видимому и чем сильнее работает мысль, тем больше возбуждается наше воображение". Поэтому "показывать глазу...предельную точку аффекта - значит связывать крылья фантазии и принуждать ее..." [З6, с.69].

Приведенный пример научного процесса описывает подлинную историю открытия эффекта Вавилова - Черенкова и его всестороннего объяснения Таммом и Франком. Однако нечто подобное происходит при любом научном открытии даже меньшего значения.

Впрочем, строятся и формальные, строго последовательные логические системы (логический синтаксис), содержательная интерпретация которых (логическая семантика) составляет особую проблему. Можно сказать, что происходит заготовка "впрок" формально-логических систем, объект применения которых может обнаружиться когда-либо в будущем.