Михаил Петров - Пираты Эгейского моря и личность.

Покой, который «не может быть причиной ни движения, ни изменения», - удар по Аристотелю, по его «первому двигателю», который «движет, оставаясь неподвижным». Но дело не ограничивается этим. Контактно-автоматическая схема, использующая принцип самодвижения-инерции, позволяет вообще устранить из картины мира разумный момент ее творения, убрать формальную и целевую причину как излишний довесок, показать их частными случаями причины действующей: «Кроме действующей и материальной причины метафизики признают еще две причины, а именно сущность вещи (которую некоторые называют формальной причиной) и цель, или конечную причину. На деле же обе они являются действующими причинами... О целевой причине речь может идти только тогда, когда имеют в виду те вещи, которые обладают чувствами и волей. Однако и у них, как мы покажем позже, конечная причина есть не что иное, как действующая причина» (31, т. 1, с.160).

Таким образом, традиционная парность господствующего и рабствующего, слова и дела исчезает, а на смену ей приходит парность активного и пассивного, действующего и испытывающего воздействие, то есть из сферы управления, где античность располагала основное противоречие своей эпохи - раба и господина, объединяемых, по Аристотелю, «общностью интересов», - новое время переходит в сферу взаимодействия, именно здесь располагает свою противоположность активного и пассивного, оговаривая лишь как частный и не имеющий принципиального значения случай, что активное в некоторых своих разновидностях может быть и разумно активным, может совершать выбор, активно стремиться к цели, и тогда активное становится «субъектом». Но каким бы свободным и разумным ни оказался субъект, проявлять свою субъективность он способен только в сфере взаимодействия, где он действующая причина среди действующих причин, и как таковая подчинен универсальным законам контактного взаимодействия.

Эти универсальные слепые законы взаимодействия излагаются Гоббсом, во-первых, как законы наличной деятельности, где они суть «полная причина», а, во-вторых, - как законы любой возможной будущей деятельности, причем и те и другие совпадают: «Слово причина подразумевает прошлое, а слово потенция - будущее. Поэтому возможность действующего и подвергающегося воздействию тел в их совокупности, которую можно было бы назвать целостной или полной потенцией, есть то же самое, что целостная причина, ибо и то и другое есть сумма всех акциденций, наличность которых необходима в обоих телах для того, чтобы действие наступило» (31, т. 1, с. 157).

Смысл этого подхода состоит в том, что выбор в природе считается теперь снятым не через разумную деятельность, а автоматически через контакт тел, обладающих избирательностью, «акциденциями», «свойствами». Что это значит для теологии, прекрасно понимал уже Кант: «Так как под понятием бога принято разуметь не слепо действующую вечную природу как корень вещей, а высшую сущность, которая должна быть творцом вещей посредством рассудка и свободы, и так как только это понятие интересует нас, то, строго говоря, можно утверждать, что деисты отвергают всякую веру в бога и признают лишь первосущность или высшую причину» (32, т. 3, ст. 545). Человеческую сторону дела в системе гоббсовых постулатов Маркс и Энгельс определяют так: «Материализм становится враждебным человеку. Чтобы преодолеть враждебный человеку бесплотный дух в его собственной области, материализму приходится самому умертвить свою плоть и сделаться аскетом. Он выступает как рассудочное существо, но зато с беспощадной последовательностью развивает все выводы рассудка» (24, т. 2, с. 143).

Этот замеченный Кантом и, в несколько ином плане, Марксом и Энгельсом сдвиг к автоматизации концепта природы, процесс нарастания в нем аскетизма, враждебности к человеку и ставит, собственно, основную проблему парности современных психологических установок и, соответственно, парности ценностных критериев в оценке происходящего. Разработанный Гоббсом концепт природы как области слепого самодвижения тел, в которой выбор снимается автоматически и определен лишь динамическими свойствами тел, есть, безусловно, научный концепт природы, изгоняющий из природы мышление - активную для античности и христианства формообразующую силу. Подчеркивая подобие полной причины и полной потенции, этот концепт природы есть вместе с тем и канон науки: сумма априорных правил, которая может быть предъявлена и действительно предъявляется любому наперед заданному продукту науки, берется ли он в форме гипотезы, эксперимента или подтвержденного экспериментом наличного научного знания. С этой точки зрения теория соответствия полных причин и полных потенций есть экстраполяция обобщенных структур наличного опыта, наличной репродукции, на весь возможный опыт и всю возможную репродукцию. И наконец, гоббсов концепт природы носит явно «закосмический» характер, водораздел в нем сдвинут с отношения социального, каким он дан в противоречиях античности и христианства: слово-дело, господин-раб, повелитель-исполнитель, на отношение засоциальное, независимое ни от человека, ни от человечества, на безразличное к человеку и человечеству отношение взаимодействующих тел, где и человек и человечество лишь тела и силы среди тел и сил природы.

На этом последнем обстоятельстве следует остановиться особо. Если в античном космосе и христианском миропорадке рабство и природа, материя сливались в неразличимый комплекс, и с точки зрения божественной сотворенности или вечной стабильности социально-космических отношений человек в его социальных функциях, животные и растения - в биологических, вещи - в «неодушевленных» ничем не отличались друг от друга, то теперь мир получил более сложное «трехчленное» строение, в котором первая пара социальных отношений: (слово+дело), (господин+раб), (повелитель+исполнитель) по смыслу и объему совпадает с античным космосом и христианским миропорядком, но в то же время она противопоставлена группе несоциальных, засоциальных отношений: природе, объекту. Иными словами, если платоновский демиург, в едином акте раз и навсегда определяя структуру мира, оказался на этот период в уникальной ситуации, когда «все видимое» перед его глазами «не в покойном состоянии находилось, а в движении - притом в движении нестройном, беспорядочном...» (Тимей, 30 А), то мы теперь постоянно себя обнаруживаем в этой уникальной ситуации, желаем того или нет, так или иначе «космизируем» мир, то есть с большим или меньшим успехом нам приходится осваивать божественную профессию приведения беспорядка к порядку. Здесь-то вот и зарыта собака, здесь спрятаны концы всех сомнений, опасений, недоразумений, непониманий.