Michael A. de Budyon - ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА

В высшей степени показательно, что подобные сведения содержатся и в «неарийском» Ветхом Завете. Его условно можно поделить на две части. Первая — от сотворения мира до вавилонского столпотворения, вторая — от праотцев до последних пророков. Вторая часть — чисто еврейская, события о которых идет речь в первой имеет множество подтверждений в нееврейских источниках, причем доказанным можно считать факт отсутствия влияния на них этих источников. Так вот, общеизвестно, что первого человека звали Адам ("'dm" — консонансные тексты возникшие в IX веке до н. э. не позволяют точно ручаться за правильность расставленных гласных). Но это имя переводится как «красный», правда в современном иврите прилагательное «красный» звучит как «адом», а слово «адам», кроме имени собственного, обозначает «человек». Здесь тоже нет ничего удивительного, ведь райский сад Эдем (тоже от корня "adm") находился на севере. Сразу сделаем оговорку: названия «Адам» и «Эдем» не арийского, а семитского, либо аккадского происхождения. Рассказ о первых людях сложился в том виде в каком он дошел до нас в Вавилоне, когда Эзра и Hехемия добились заключения евреями "нового договора".

Глаголы понадобились в момент когда у нашей расы появились проблески будущего интеллектуального величия. Глагол требовался для обозначения сути явления, он требовал осмысления процесса. Нужно было впервые понять, что солнце светит или греет, что ветер дует, что гром гремит. Когда появились глаголы — появилась философия, т. е. собственно начались науки. Глагол связывал речь как выражение мыслей со временем, что тоже подразумевало грандиозный скачок в мышлении. А особенностью временных градаций глагола стал значительно более широкий арсенал средств для формирования прошедших времен, нежели тот что сложился для образования будущего времени. Это указывает на приоритет именно прошедшего в сознании белых и наличии уже тогда мощного исторического видения. А важность глагола показывает то, что сами понятия «слово» и «глагол» — идут от одного корня.

Теперь, обобщая все сказанное и возвращаясь к началу главы, еще раз обратим внимание, что слово обозначающее просто секс (действие), никак не связано с глаголом (т. е. со словом обозначающим действие), но всегда имеет соответствие с именем существительным т. е. со словом обозначающим предмет. И если взять три наиболее крупные группы арийских народов — германскую, романскую и славянскую, то лучше всего дело обстоит у северных арийцев, где понятие «любовь» восходит к слову означающему саму жизнь (герм. "Lieben"-"Leben" англ. "Love"-"Live"). Можно быть абсолютно уверенным в том, что жизнь и любовь у древних арийцев вообще обозначалась одним словом, ибо настал момент и они в лице своей элиты (впрочем тогда разница между первыми и последними была минимальной), поняли, что нельзя жить без того чтоб не любить. У славян все не так четко выражено, и слово «жизнь» идет от «жито» (хлеб), что может быть объяснено возможными длительными трудностями с едой вызванными проживанием в сложных природных условиях и соответствующей подвижкой в сознании. Положение исправится, если мы вспомним, что третье лицо единственного числа глагола «быть» очень часто совпадает с глаголом обозначающим процесс потребления пищи в славянских и германских языках (Он есть — он ест, er ist — er isst, he is — he eats), так что германцы здесь недалеко отстоят от славян. Что касается русского слова «любовь» и глагола «любить», то они похожи на германские аналоги, а близкие по звучанию слова в русском или любом другом славянском языке найти затруднительно. Итак, все становится на свои места.

Странная картина наблюдается у романских народов, где слово «любовь» (amor) имеет тот же корень что и слово «смерть» (mors). Объясняется близость столь казалось бы непохожих слов конечно же не смешением понятий любви и смерти, а тем что предки романских народов пребывая в более выгодных географических условиях достигли если и не высочайшей степени силы и интеллекта, то высочайшей степени красоты — вне сомнения. Поэтому и любовь у них была самая сильная, а потому — самая долгая. Здесь сила любви оказалась связанной со временем на всем протяжении жизни отдельного индивида, что и объясняет добавление к корню «mor» обозначающему смерть, приставки "а-"(в латинском она позже превратилась в "ad-"), указывающей на движение к чему либо, в данном случае — к смерти. Т. е. любовь подразумевалось «вечной». Отсюда и глаголы «amare» — любить и «morire» — умирать. Так понимали ее и средневековые министрелли любившие игру слов «mor» и «a-mor» ("противосмерть").

Одним из наименее изученных психологических феноменов является суицид. Даже в случае лиц имеющих явные психические отклонения. Относительно здоровых индивидов, вдруг, без всяких мотивов, расстающихся с собственной жизнью психиатрия хранит полнейшее молчание. Есть несколько общих теорий, но они лишь приблизительно объясняют суицид как явление на статистическом уровне, они объясняют принципиальную его закономерность, не давая привязку к конкретному человеку, тем более с нормальной психикой. Относительно достоверным фактом можно считать, что суицид совершается подобным контингентом при полном осознании совершаемого поступка, во всяком случае анализ предсмертных писем, зачастую весьма обширных, выводит именно на эту мысль. С другой стороны, этот вопрос может оказаться и не столь сложным как кажется. Нас здесь интересует только одно: суицидниками рождаются или становятся? Если имеет место первый вариант, то резонно предположить наличие некой генетически обусловленной детерминанты добровольного ухода из жизни без всяких на то причин, как может показаться внешнему наблюдателю, одним словом — предопределенность суицида. Если правилен второй вариант, то опять-таки резонно проследить генезис факторов и стечение обстоятельств толкающее на подобное фатальное деяние.

Психиатры практически единодушно сходятся во мнении: у тех, чье психическое здоровье не вызывает подозрений, суицид всегда происходит в момент когда плоть конфликтует с духом. Кто побеждает в конфликте? Казалось бы дух убивающий плоть. Но плоть — это всего лишь вместилище для духа и ее уничтожение означает уничтожение духа. Иными словами, исчезают и плоть, и дух, причем одновременно. А как быть с теми кто не имеет духа? У меня нет никаких сведений о совершении таковыми суицидов, но если предположить что они все-таки его совершают, то он обусловлен все-таки заложенной программой самоуничтожения. С позиции подобных рассуждений, совершенно непонятными оказываются термин "святой дух". Чем святой дух отличается от обычного? И что тогда есть "святая плоть"? Мощи святых? Это даже не смешно. И может ли святой дух убить собственную святую плоть? Если нет, то почему мученическая смерть считается верхом добродетели для потенциального святого? Почему крайний мазохизм есть непременный атрибут жития практически всех святых? Ведь он и есть медленное самоубийство. Или они не святые? Слово «святой» во всех арийских языках связано со словами «свет» и «солнце» и те кто знаком с физикой солнца, могут заявить, что солнце в общем-то само себя потихоньку убивает, что обусловлено происходящими в его недрах термоядерными реакциями. Но солнце хотя бы посылает свет, дающий жизнь всему на Земле. Это знали древние, вот почему солнце у большинства народов считалось высшим божеством (если имела место человеческая или животная персонификация, то высшим считался тот, кто контролирует и управляет солнцем). Этим же обуславливаются массовые человеческие жертвоприношения, имевшие место как в примитивных культурах, так и в развитых, переживающих процесс деградации. Но какой свет излучают т. н. «святые» проживающие всю жизнь в пещерах, ямах, кельях, избах без окон и т. п. "жилищах"?