Мишель Фуко - Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности

Но, пожалуй, главным "детищем" Фуко этого периода является "Группа информации о тюрьмах", образованная по его инициативе в начале 1971 -го и самораспустившаяся в декабре 1972 года. Поводом к ее образованию послужила голодовка, объявленная заключенными-маоистами и членами других групп ультралевых с требованием придания им статуса политических заключенных и улучшения условий содержания в тюрьмах. Характерно, что юридический адрес {i}Группы -{/i} это домашний адрес Фуко. {i}Группа{/i} ставила перед собой задачу собрать и сделать достоянием гласности информацию о положении заключенных в тюрьмах, равно как и обеспечить доступ информации в тюрьмы. Последнее было достигнуто довольно быстро: уже через несколько месяцев работы {i}Группы{/i} в тюрьмы было допущено радио и стали поступать ежедневные газеты. Для сбора же информации по всей Франции в тюрьмах тайно распространяются вопросники; опрашиваются также родственники заключенных и

{i}360{/i}

бывшие заключенные; полученные таким образом сведения публикуются в издававшихся {i}Группой{/i} брошюрах.

Деятельность {i}Группы{/i} была столь успешной, что по ее образцу создаются другие объединения подобного рода: "Группа информации о здравоохранении", "Группа ин-формации о психиатрических больницах", "Группа информации и поддержки рабочих-иммигрантов". Деятельность же {i}Группы{/i} Фуко прекратилась в конце 1972 года, когда была создана первая во Франции организация заключенных ("Инициативный комитет"), начавшая издавать свой собственный печатный орган. В определенном смысле исходная задача {i}Группы{/i} была тем самым решена, и Фуко отходит в сторону.

Жиль Дел+-з - сам активный член {i}Группы-{/i} отмечает в одном интервью, что, несмотря на разочарование и горечь, испытанные Фуко в связи с конфликтом между {i}Группой{/i} и {i}Инициативным комитетом{/i} заключенных (этот конфликт и стал одним из поводов к самороспуску {i}Группы),{/i} опыт работы в ней был для Фуко чрезвычайно важным. Этот опыт стал для него катализатором и пробным камнем нового понимания ангажированности интеллектуалов. В центр ставится действие, исходящее не из общих принципов и вечных ценностей, а из анализа и "диагностики" (термин Фуко) ситуации, действие конкретное и нацеленное на борьбу с "недопустимым". "Недопустимо!" - было своего рода девизом всей деятельности {i}Группы.{/i} "Я вижу недопустимое" - характерное название небольшого интервью 1971 года, где Фуко отвечает на вопросы о задачах и формах деятельности {i}Группы.{/i} В качестве важнейшего результата этого опыта Дел+-з отмечает появление "нового типа высказываний о тюрьме [...], формулирование которых прежде было невозможно" (J. Deleuze, "Foucault and the Prison"; цит. по: {i}Eribon,{/i} p.248).

Но здесь можно видеть и еще один, быть может даже более важный сдвиг: радикально трансформируется отношение между практикой и теоретическими разработками. До сих пор это отношение у Фуко было вполне традиционным для европейской философии: либо написание очередной книги вообще никак не было связано с {i}включен

361

ностью{/i} автора в ту или иную практику (в лучшем случае, как это было с {i}Историей безумия,{/i} автор выступал в качестве {i}внешнего{/i} исследователя по отношению к ней), либо мысль автора бралась в качестве основания для развертывания или трансформаций практик кем-то {i}другим.{/i} Именно об этом - немного в шутливом тоне, но по сути очень серьезно говорит сам Фуко в одной из бесед 1971 года: "...я написал когда-то книгу об истории безумия. За немногими исключениями вроде {i}Бланшо{/i} или {i}Барта{/i} она была принята весьма плохо. Еще недавно, когда об этой книге говорили студентам, то подчеркивали, что она написана не врачом, а потому ее следует опасаться как чумы. Так вот, меня поразила одна вещь: уже несколько лет вокруг {i}Базалиа{/i} в Италии, а также в Англии развивается движение, которое называют {i}антипсихиатрией.{/i} Конечно, эти люди развернули свое движение исходя из их собственных идей и их собственного опыта как психиатров;

в моей книге они увидели, однако, своего рода историческое обоснование, они переложили в каком-то смысле ответственность за нее на себя, приняли ее на свой счет, до некоторой степени себя в ней узнали; в итоге - эта собственно историческая книга находит своего рода практическое завершение. Так вот, скажем, я немного ревную, и теперь мне хотелось бы делать все это самому. Вместо того, чтобы писать книгу по истории правосудия, которая затем будет подхвачена теми, кто на практике поставит правосудие под вопрос, мне хотелось бы начать именно с того, чтобы поставить под вопрос правосудие практически, а затем - право же, если я еще буду жив и не сяду в тюрьму,ну, тогда я напишу книгу..." ({i}Dits et ecrits,{/i} t.II, pp.208-209).

* * *

Разумеется, эта книга, написанная в буквальном смысле слова по горячим следам битв и столкновений, написанная в годы-с 1971 по 1975,-когда Фуко читает в {i}Коллежде Франс курсы{/i} лекций с выразительными названиями: "Теории и институты уголовного права", "Наказующее общество", "Психиатрическая власть" и "Анормальные", в те годы, на которые во Франции приходится апогей борьбы с ав

362

торитарностью на всех уровнях, а стало быть, и борьбы за разоблачение и ниспровержение всех и всяческих авторитетов и в первую очередь - авторитета власти (Отец, Учитель, Священник, Бюрократ - все они выступают как ее олицетворения), - в эти годы книга Фуко не могла не оказаться в центре внимания. Другими словами, его {i}Надзирать и наказывать-{/i} книга, связанная с "политическими страстями" момента, анализирующая формы {i}социального контроля{/i} (и, в частности, заточение), возникновение общества {i}дисциплинарного типа{/i} и обеспечивающих его функционирование {i}норм, -{/i} книга эта воспринималась как непосредственное продолжение борьбы, но только другими средствами: через {i}историческое описание,{/i} которое выполняет здесь {i}критическую{/i} функцию.

И такого же рода ожидания были и по отношению к его {i}Воле к знанию:{/i} ждали книгу, тоже вписанную в логику борьбы, только теперь уже на другом фронте. Не будем забывать, что конец 70-х - это пик "сексуальной революции" на Западе. Царят всевозможные идеологии освобождения и свирепствует своего рода "психоаналитизм" - заполонение вульгарным психоанализом всех и всяческих способов мысли и действия. Вот как описывает эту ситуацию Дидье Эрибон: "Нескончаемое говорение о сексуальности. Все говорят о сексе, чтобы сказать, что он вытеснен и подавлен буржуазной моралью, моделью супружества и семьи... От этой морали, быть может, Фрейд нас чуть-чуть и освободил, говорят одни. Но - так нерешительно, добавляют другие, с такой осторожностью и конформизмом, что следовало бы разоблачить также и нормализующие функции самого психоанализа. И все [...] хотят, чтобы о сексе говорили, о сексе, который-де должен сорвать покров с истины о человеке или предложить ему пути к счастью" ({i}Eribon,{/i} p.286).