Мишель Фуко - Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности

с.248 {i}эпистема{/i} ()[греч.] - понятие, которым Фуко пользуется почти исключительно в {i}Словах и вещах,{/i} называя таким образом особую конфигурацию "слов", "вещей" и "представлений", которая задает условия возможности взглядов, знаний, наук, характерных для определенной исторической эпохи. В европейской культуре Нового времени Фуко выделяет три эпистемы: ренессансную (XVI век), классическую (XVII век - конец XVIII) и современную.

с.260 Именно то, что у Фуко мы находим радикальную проблематизацию не только идеи "сексуальности", но и самого "секса как такового", и заставляет нас в русском переводе остановиться на слове "секс", хотя французское {i}le sexe{/i} может передаваться по-русски не только как "секс", но и как "пол". Употребление в переводе не одного - сквозно

{i}370{/i}

го - термина, но двух, лишало бы позицию Фуко ее последовательности и радикальности, оставляя лазейку для привычных натуралистических смыслов.

Комментарий

к "Использование удовольствий"

{i}Введение{/i}

Публикуемый в сборнике перевод выполнен по тексту "Введения", помещенному в начале второго тома {i}Истории сексуальности.{/i} Первоначально текст этого "Введения" под названием "Использование удовольствий и техники себя" ("Usage des plaisirs et techniques de soi") появился в 27-м номере журнала {i}Le Debat{/i} в ноябре 1983 года, то есть за несколько месяцев до выхода самой книги. Различия между этими текстами немногочисленны и несущественны. Существенно, однако, то, что первоначальная журнальная публикация выступала - о чем говорят как сохранившиеся в книге начальные строки, так и само содержание текста, - в качестве "Введения" ко "всей серии исследований", составивших последние тома {i}Истории сексуальности.{/i} И именно как таковое текст статьи циркулировал и цитировался до выхода самих книг в мае и июне 1984 года.

Как мы помним, план шеститомной {i}Истории сексуальности{/i} предполагал, помимо {i}Воли к знанию,{/i} публикацию еще пяти томов, а также книги, не входящей в эту серию:

{i}Le Pouvoir de la verite.{/i} Сбыться ему было не суждено. Почему? Об этом Фуко часто говорил в последние годы: в интервью и беседах, в лекциях в {i}Коллеж, де Франс{/i} и в университетах разных стран. Говорит он об этом и в интервью, опубликованном в настоящем сборнике, равно как и в самом "Введении" к {i}Использованию удовольствий.{/i} Есть, одна

{i}371{/i}

ко, и что-то, о чем или вовсе, или почти ничего не говорится здесь, что остается за кадром, но что представляет собой важные вехи в этом многолетнем поиске.

Первоначальный замысел {i}Истории сексуальности{/i} складывался на пересечении нескольких линий. Прежде всего, это критика общепринятого представления о том, что секс на христианском Западе долгое время рассматривался как нечто греховное и подавлялся, не имел "права голоса" и стал "выходить на свободу" лишь с конца XIX века, главным образом благодаря {i}психоанализу.{/i} При этом полагают, что Фрейд и психоанализ знаменуют радикальный разрыв с предшествующей традицией понимания секса и отношения к нему, что суть этого разрыва, далее, - "сексуальное освобождение" и что, наконец, за это освобождение нужно бороться. Словом - "сексуальная революция". Своей {i}Волей к знанию{/i} Фуко камня на камне не оставляет от этих, столь убедительных для современного сознания {i}идеологом{/i} "освобождения подавленного секса". Во-первых, никакого разрыва. Сила психоанализа - не в обнаружении "подавленной сексуальности", а в открытии особой {i}логики бессознательного.{/i} И основополагающая работа Фрейда - не {i}Три очерка по теории сексуальности,{/i} но его {i}Толкование сновидений{/i} ({i}Dits et ecrits,{/i} t.III, p.315). Фуко прослеживает зарождение и трансформацию феномена "признания", начиная с {i}исповеди{/i} и {i}покаяния{/i} в христианстве и кончая развитыми формами признания, которые сложились в рамках судебной, психиатрической, медицинской, педагогической и других практик. Место психоанализа, настаивает Фуко, - в этом ряду. В той мере, в какой признание было специальным устройством, призванным, кроме прочего, вызывать и подпитывать постоянное говорение о сексе, постоянное к нему внимание и интерес. Линия рассмотрения {i}признания{/i} как особой техники "производства дискурсов" о сексе и линия "археологии психоанализа", говоря словами Фуко из {i}Воли к знанию,{/i} сходятся в этой точке, точно также, как сами {i}признанием психоанализ{/i} пересекаются в точке, где, собственно, и складывается "{i}.диспозитив сексуальности{/i}"{i}.

372{/i}

История {i}диспозитива сексуальности{/i} как линия критики и направление атаки нацелена не столько против психоанализа и психоаналитиков, сколько против всевозможных "движений за сексуальное освобождение" (движение за освобождение женщин, движение гомосексуалистов, движение фрейдо-марксистов и многие другие). Весьма {i}двусмысленно,{/i} снова и снова предостерегает нас Фуко, искать {i}освобождения{/i} в том, что связано с сексуальностью, - стоит только отдать себе отчет в том, что "сам этот объект "сексуальность" на самом деле является {i}инструментом,{/i} и давно сформировавшимся, который составлял тысячелетний {i}диспозитив подчинения{/i}" ({i}Dits et ecrits,{/i} t.III, p.321). Итак, вместо того, чтобы быть подавляемой, "сексуальность", как {i}инструмент контроля и подчинения,{/i} "производится" соответствующим диспозитивом, и потому бороться за ее "освобождение" - означает просто-напросто участвовать в игре образующих этот диспозитив сил. Дискурс о сексе, говорит Фуко в беседе 1977 года с выразительным названием "Нет - сексу-королю", - "это есть потрясающее {i}орудие контроля и власти.{/i} Он, как всегда, пользуется тем, что люди говорят, тем, что они чувствуют, на что надеются. Он эксплуатирует их соблазн верить, что достаточно - дабы быть счастливыми - переступить порог дискурса и снять несколько запретов. И, в конечном счете, он огораживает и зарешечивает любые движения мятежа и освобождения..." ({i}Dits et ecrits,{/i} t.III, р.259).

С темой секса и дискурса о сексе, таким образом, оказывается сопряженной еще одна тема: {i}тема власти.{/i} "Здесь мы касаемся более общей проблемы, - говорит Фуко в интервью "Запад и истина секса" от 5 ноября 1976 года, то есть до выхода {i}Воли к знанию, -{/i} проблемы, которую следовало бы рассматривать как контрапункт к этой истории сексуальности, проблемы {i}власти.{/i} Говоря о власти, мы спонтанно представляем ее себе как {i}закон{/i} и {i}запрет,{/i} как {i}запрещением подавление,{/i} и оказываемся весьма безоружными, когда речь идет о том, чтобы проследить ее в ее {i}позитивных{/i} механизмах и эффектах. Некая ю{i}puдuчecкaя модель{/i} довлеет над анализами власти, предоставляя абсолютную привилегию форме закона. Следова

373

ло бы написать {i}историю сексуальности,{/i} которая упорядочивалась бы не идеей {i}власти-подчинения, власти-цензуры,{/i} но - идеей {i}власти-побуждения, власти-знания,{/i} следовало бы попытаться выявить такой режим принуждения, удовольствия и дискурса, который был бы не запрещающим, но {i}конститутивным{/i} для такой сложной области, каковой и является сексуальность" ({i}Dits etecrits,{/i} t.III, pp. 105-106).