Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Но действовать с ним как с понятием он не может, не может решить "в уме" самой простенькой задачи на сложение или вычитание. Он по-прежнему должен, опираясь на слово, вызвать в воображении всю чувственно осязаемую совокупность "единиц", обнимаемых названием "три", и действовать именно с этой совокупностью.

Реально обобщенным, реально сокращенным выражением реальности, с которым он мог бы действовать вместо чувственно-данной реальности, она ему не служит. Не служит она ему и в качестве орудия, с помощью которого он мог бы активно обрабатывать чувственные данные сокращенным образом , не повторяя вновь и вновь бесплодного порядкового счета , не начиная каждый раз с единицы, с самого начала.

Он не осознает того, что в числе "три" пересчет уже произведен, что число три есть выражение уже произведенного пересчета , есть результат в котором этот пересчет уже содержится.

Все это показывает, что понятие есть нечто большее, чем выраженное в слове (в термине, в наименовании) абстрактно общее, неоднократно повторяющееся чувственно воспринимаемое сходство .

Все это показывает, что педагогика не может обходиться тем крайне поверхностым номиналистическим представлением о "понятии", которое дожило до наших дней со времен Локка...

Это можно показать и еще проще.

Ребенок в процессе овладения речью очень часто спрашивает, указывая на незнакомый ему предмет: "Что это такое?". Но подлинный смысл его вопроса, насчет которого взрослый никогда не обманывается, -- заключается в другом. Ребенок на самом деле ждет ответа на вопрос: "Как это называется?" -- и удовлетворяется тотчас же, как услышит название.

Или, наоборот, услышав незнакомое слово, ребенок опять спрашивает: "Что это такое?", -- и вновь удовлетворяется, как только ему покажут предмет, который этим словом называется.

Большего он не только не хочет, но и не может усвоить. Он интересуется исключительно соответствием наименования -- и той чувственно воспринимаемой вещью , к которой это название приложимо. О "понятии" здесь и речи нет и быть не может.

Лишь гораздо позже он начнет спрашивать "что это?" с целью услышать от взрослого нечто большее, чем просто имя, или указание на ту вещь, к которой это имя относят взрослые.

Но здесь возникает совсем иная формула вопроса. Ребенок тогда спрашивает не "что это?", а "для чего это?", "зачем это?", "почему это?" и т.д.

Ясно, что здесь его интересует уже не слово. Его непосредственно интересует уже роль , назначение вещи в какой-то, более или менее обширной системе условий, связь ее с другими вещами и т.д. Он уже не отвяжется, как прежде, услышав название. Его занимает уже не название.

В данном случае действительно происходит процесс усвоения понятий, процесс усвоения способности мыслить. И первым показателем этого факта является наличие в его речи сознательно применяемых логических категорий -- чаще всего категории причины ("почему?") или же категории цели ("зачем?", "для чего?")

Отметим, что категория "цели" и в развитии индивида есть первая, "детская", форма мышления, в которой человек задается вопросом о взаимодействии вещей и явлений . Точно то же происходит в истории мышления -- сравни "энтелехию", "целевую причину".

Эти элементарные факты, разумеется, могут лишь оттенить правоту взглядов Маркса, который о "понятии" придерживается вслед за Гегелем более высокого и утонченного понимания, нежели материалистическая гносеология XVII-XVIII вв.

То, что указанные факты показывают на материале детской психологии и педагогики, философия давно установила на основе исследования процесса развития мышления в целом, а Маркс истолковал материалистически в ходе критики гегелевской логики.

Исходя из более глубокого понимания о целях и задачах теоретического мышления, нежели то, которое было свойственно материализму XVII-XVIII вв., Маркс даже терминологически противопоставляет свою позицию в Логике позиции старого материализма.

Согласно терминологии Маркса, чувственно созерцаемые факты, будучи просто пересказанными, выраженными в речи, образуют сферу представления. Выражая чувственно созерцаемые мной факты в речи, я довожу их до сознания другого -- а лишь тем самым и для себя самого, до своего собственного общественного сознания. Но я при этом, разумеется, обеими ногами остаюсь еще в пределах первой, чувственной ступени познания, на ступени созерцания и представления.

И факты созерцания и факты представления (то есть созерцания глазами другого индивида, совершающегося мной благодаря речи и посредством речи) -- одинаково составляют в своей совокупности лишь тот эмпирический материал, который мышлению в понятиях еще только предстоит обработать, переработать.

Поэтому-то первой задачей Логики, исследующей именно процесс логической переработки чувственно данных в созерцании и представлении фактов, вещей, явлений, -- и является задача с объективной строгостью различать понятие от простого выраженного в слове, в речи представления , от общего, словесно выраженного (а потому и абстрактного) представления .

Формальная логика к такому различению даже не подходит, если не считать ссылки на "существенность" общего, фиксируемого в понятии, ссылки, про которую авторы сразу же предпочитают забыть, ибо она обязывает ко многому.

Для Маркса это различение вовсе не есть чисто теоретическая тонкость. Оно предполагает более глубокий взгляд на задачи мышления вообще и на задачу Логики как теории, в частности. Маркс исходит при этом не из спекулятивно надуманных соображений, а из тех реальных требований, которые научное познание выдвигает перед теорией Логики. Вопрос, который задает Логике реально мыслящий человек, вовсе не сводится к тому, как производить абстракцию как таковую, к тому, как научиться отвлекать абстрактно общее в чувственно данных фактах. Для того, чтобы суметь сделать это, вовсе не нужно просить помощи и совета у Логики. Для этого вполне достаточно владеть родным языком и способностью сосредотачивать внимание на сходствах и различиях, чувственно воспринимаемых и без помощи Логики.

Вопрос, с которым мыслящий человек обращается к Логике и на который она обязана дать ответ, касается более сложной задачи: как выработать такую абстракцию, которая выражала бы объективное существо вещи, факта, явления, закон его существования?

Выработать же абстракцию просто и зафиксировать ее в слове легко и без логики. Природа этого акта, акта выработки общего представления, вообще лежит за пределами предмета логической теории. Не как отвлекается абстрактно общее чувственно воспринимаемое сходство или различие, эмпирически повторяющийся факт, -- а как вырабатывается на основе анализа массы фактов такое обобщение, которое выражает объективную конкретность исследуемого предмета, -- вот та реальная проблема, решение которой совпадает с решением логической проблемы о природе понятия. И только на пути решения этой проблемы можно получить действительно содержательное и нужное сегодняшней науке понимание природы понятия и способов действования с ним в процессе познания.