Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Буржуазные экономисты, сталкиваясь в исследовании с этим обстоятельством -- со спиралевидным характером взаимообусловленности различных форм буржуазного "богатства", с неизбежностью попадали в "круг" в определении важнейших категорий. Маркс обнаружил этот безвыходный круг уже при попытке анализа экономических теорий английской экономики, в 1844 году. В анализе рассуждений Сэя он обнаруживает, что тот, как и другие экономисты, везде подсовывает понятие "стоимости" под объяснения таких явлений, которые потом сами молчаливо предполагаются при разъяснении "стоимости", например, понятие "богатства", "разделения труда", "капитала " и т.п.

"Богатство. Здесь уже представлено понятие "стоимости", которое еще не развито; ведь богатство определяется как "сумма стоимости", как "сумма вещей, обладающих стоимостью", которой владеют..."

Пятнадцать лет спустя, возвращаясь к этому пункту, Маркс раскрывает тайну этого безвыходного логического круга:

"Если в теории понятие стоимости предшествует понятию капитала, но с другой стороны предполагает в качестве условия своего чистого развития способ производства, основанный на капитале, то это имеет место и в практике. Поэтому экономисты неизбежно рассматривают в одних случаях капитал в качестве творца стоимости, в качестве источника последней, а в других -- предполагают стоимость для объяснения образования капитала, и сам капитал изображают как сумму стоимостей в некоторой определенной функции".

Этот логический круг в определениях получается с неизбежностью именно потому, что любой предмет в действительности есть продукт диалектического развития, благодаря которому исследуемая наукой реальность всегда выступает как система взаимообуславливающих друг друга сторон, как исторически возникшая и развившаяся "конкретность".

Капитал, действительно предполагая и деньги, и "стоимость" в качестве предпосылок своего возникновения, при своем рождении тотчас превращает их в реально всеобщие формы своего собственного движения, в "абстрактные" моменты своего специфического бытия. В итоге он и предстает перед глазами наблюдателя, созерцающего уже сложившееся исторически отношение, в качестве творца стоимости. И трудность заключается здесь в том, что только появление капитала превращает "стоимость" в реально всеобщую экономическую форму всего производства, всей системы экономических отношений... До этого -- до появления капитала -- стоимость является чем угодно, но только не всеобщим экономическим отношением, уже потому, что в нее не входит такой важнейший "особенный" фактор производства, как рабочая сила.

Рассечь логический круг в определении стоимости и капитала невозможно никакими логическими ухищрениями, никакими семантическими манипуляциями с "понятиями" и их определениями, ибо он возникает не из "неправильности" в определении понятий, а из непонимания диалектического характера взаимосвязи между тем и другим, из-за отсутствия действительно исторического подхода к исследованнию этой взаимосвязи. Только действительно исторический подход дает возможность найти "выход" из круга, точнее "вход" в него. Поскольку буржуазным экономистам чужд такой подход, постольку круг -- безвыходен.

Нечто подобное происходит на наших глазах с авторами книг по "формальной" логике при попытках определить такие категории, как "понятие", "суждение", как "правильность" и "истинность" и т.п., не попадая тотчас в логический круг, который сама же формальная логика ставит под запрет.

Неудача такого рода попыток связана именно с непониманием "конкретности" как исторически развившейся и продолжающей развиваться системы внутренне взаимодействующих явлений как развившееся "единство в многообразии". И как раз такое -- диалектическое -- понимание "конкретности" дало Марксу в руки методологический ключ к решению основных теоретических проблем политической экономии. Именно с этим пониманием "конкретности" связано то обстоятельство, что только Марксу удалось рационально разрешить и тайну товарного фетишизма. В состав "конкретности" товарно-капиталистического мира входят лишь те объективные формы движения, которые этот мир не только предполагает в качестве предпосылок, но и сам же воспроизводит как свой специфический продукт, "полагает" как свое следствие.

Ведь и солнце, и товар, и полезные ископаемые, и деньги, и "свободная" рабочая сила, и наличие машинной техники -- все это одинаково объективные предпосылки и условия, при отсутствии которых капитал ни возникнуть, ни существовать не может. Но ни природные условия его возникновения, ни технические характеристики машин, ни антропологические особенности человека с его способностью трудиться не составляют всеобщих и необходимых "имманентных" форм его существования.

В виде конкретных теоретических характеристик анализ Маркса удерживает лишь те из всеобщих и необходимых условий бытия капитала, которые движением самого же капитала и воспроизводятся. Капитализм "воспроизводит" не рабочую силу как таковую, не полезные ископаемые и прочие вещественные компоненты, а рабочую силу как товар, то есть как ту общественную форму, в которой рабочая сила функционирует внутри развитой системы капиталистических отношений.

Рабочую же силу как таковую, как совокупность психических и физиологических способностей, создает, производит и воспроизводит совершенно иной процесс или процессы. Капитализм ее не производит точно так же, как не производит он ни солнечного света, ни полезных ископаемых, ни воздуха и т.п., -- зато он воспроизводит те общественные формы, внутри которых и посредством которых все эти вещи приобщаются к его специфическому движению и совершают свое движение внутри его организма, как его формы.

Примененный здесь Марксом критерий для различения "имманентных" форм движения предмета есть критерий по существу всеобщий, логический.

Это значит, что любой единичный предмет, вещь, явление, факт приобретают ту или иную конкретную форму своего существования от того конкретного процесса, в движение которого он оказывается вовлеченным; любой конкретной формой своего существования любой единичный предмет обязан не себе, не своей самодовлеющей "единичной" природе, а той конкретной, исторически развившейся системе вещей, в которую он попал, внутри которой он возник.

Золото само по себе не есть деньги. Деньгами его делает процесс товарно-денежного обращения, в который золото вовлечено. "Стул на четырех ножках под бархатным покрывалом в известных условиях переставляет собой трон, но на этом основании этот стул, эта вещь, служащая для сидения, не есть трон благодаря своей потребительной стоимости", то есть он по своей "имманентной" природе, "в себе и для себя", взятый в абстракции от тех специфических условий, внутри которых он только и есть "трон", троном вовсе не является.