Анатолий Зотов - Современная западная философия

Однако его собственное представление о том, что обнаружить основание поможет именно редукция, - то есть рекурсивное обращение к прошлому состоянию того, что обосновывается, - имеет определенные черты, которые сближают его с тем объяснением "под углом зрения истории", о котором речь шла выше. Но только сближают, а не отождествляют! Для того чтобы понять дальнейшее движение мысли Гуссерля, отказавшегося от "психологистского" варианта редукционизма, но не от редукционизма вообще, обратим внимание на то, что исторический подход предстает как частный случай более общего генетического [1]. А на противоположном в отношении к конкретно-историческому конце спектра генетического подхода можно вообще не обращать никакого внимания на эмпирический материал и исследовать развитие объекта "в чистом виде" (примерно так же, как теоретическая механика изучает поведение системы из материальных точек, связанных силами тяготения в своем теоретическом времени). Правда, у философов, не говоря уж о "конкретных" ученых (чуть ли не единственное исключение составляли математики, но и среди них здесь не было единогласия), такая позиция была дискредитирована сходством с гегелевской метафизикой - ведь Гегель считал не только

1 Он был достаточно распространен уже в конце прошлого века: его в разных вариантах воплотили в своих трудах Лаплас в "Естественной истории и теории неба", Дарвин в своей теории эволюции, Мюллер и Геккель в биогенетическом законе, Гегель в своей универсальной концепции диалектического развития, Маркс в историческом материализме - список без труда можно продолжить.

345

возможным, но и единственно правильным просто игнорировать факты, если они противоречат требованиям его теоретической конструкции. Однако, с другой стороны, и привлекательность "чистого" позитивизма в начале века уже становилась все более сомнительной в глазах ученых, которые понимали важность теоретического мышления для развития собственной науки. Насколько непростой была ситуация, можно проиллюстрировать хотя бы примером специальной теории относительности А. Эйнштейна: с одной стороны, вся ее конструкция базируется в соответствии с позитивистскими принципами на "наблюдаемых эффектах" (с точки зрения одного из наблюдателей, движущихся относительно друг друга, длина стержня, неподвижного в отношении одного из них, одна, а с точки зрения другого - совсем другая, причем и то и другое истинно). Но с другой стороны, и эти наблюдения, и сами наблюдатели - отнюдь не реальные люди, а теоретические "фантомы"; и дискуссии тогда велись прежде всего по поводу парадоксов теории относительности, а не по поводу ее экспериментальных основ. Так что "отвращение к гегельянщине" уже не было тождественно отвращению к теоретическому мышлению вообще.

Так вот, если бы Гуссерль счел своей задачей реконструкцию действительного пути, который прошла европейская наука в целом или ее отдельная отрасль (та же арифметика) с ее первых шагов и до наших дней, то, даже если бы он после этого не превратился из философа в историка математики, ему и в самом деле нужна была бы фактическая история науки, фактическая история культуры, фактическая история языка и пр.

А вот исследователю познавательных процессов, понятых как работа органов чувств и мозга, - это другой угол зрения - история науки была бы как раз без надобности, зато пригодилась бы история развития нервной системы в процессе биологической эволюции.

Разрабатывая оптимальные педагогические программы развивающего мышления у школьников, тоже небесполезно обратиться к истории - на этот раз к истории формирования умственных способностей у детей (каковая, правда, уже не совсем история, поскольку предметом интереса здесь является не конкретный человеческий субъект, а "средний", "нормальный ребенок", которого предстоит обучать в "нормальной" школе).

Различные варианты использования генетического подхода мы встречаем в конце XIX и начале XX века в психологии и социологии, в педагогике и в философии. Он был использован и в генетической психологии Ж.Пиаже, и в структурной антропологии К.Леви-Строса, и в "археологии знания" М.Фуко.

Гуссерль тоже практикует генетический - не исторический! - подход к предмету, исследуя конструктивную работу мысли в самом общем

346

виде. Даже тот весьма абстрактный материал, на котором этот процесс им изучается (скорее даже, на котором он иллюстрируется - так будет вернее), вначале - теоретическая арифметика, как оказывается в дальнейшем, для него самого тоже вовсе не обязателен - от этого фактического "наполнения" тоже позволительно отвлечься; ведь и сама арифметика в качестве науки безразлична в отношении конкретных числовых примеров, описывающих случаи решения конкретных задач, когда "практическому" человеку приходится что-либо считать. Да и озабочен Гуссерль не "терапией" математического сознания посредством освобождения его от "наслоений", от "вторичного" и "искусственного" [1], а философским оправданием (обоснованием) всего (то есть и "вторичного") состава знания посредством выявления и демонстрации его принципиальной связи с "первоначалом", с истоками, то есть с несомненной, самоочевидной, абсолютной основой.

Насколько успешной оказалась эта его работа? Пожалуй, успех был довольно сомнительным, поскольку арифметика в целом у него скорее выглядит как искусство вычислений, нежели как наука о числах "самих по себе", если иметь в виду тот несомненный факт, что основной состав арифметики - это техника вычислений и ее теоретические принципы. В конечном счете, с таким выводом относительно арифметики Гуссерль сам соглашается. Но что произойдет, если в определении науки вообще перенести центр тяжести с объекта познания и с результата познания на метод познания - что, как известно, уже делали неокантианцы, со многими из которых Гуссерль был лично знаком? Такая смена акцента заметна уже в предложенном Гуссерлем несколько мимоходом определении науки как "систематического познания" объекта. Отсюда только шаг до того, чтобы вообще рассматривать сущность математики не "содержательно", не в ее результатах, не в том, что она, так или иначе, открывает нашему взору идеальный "мир чисел", а в конструктивной деятельности математического разума. Такой шаг и был сделан в "Логических исследованиях", ознаменовавших другой подход к решению проблемы оснований знания. Однако связь этой работы с предыдущей вовсе не была только связью отвержения прежних представлений: не стоит забывать, что "другой стороной" метода редукции уже был процесс конструирования ("консти-туирования") математических понятий [2].

1 Такова была, к примеру, задача, которую ставили перед собою эмпириокритики, стремившиеся "очистить опыт"...