Гуннар Скирбекк - История философии

Ньютоновская механика исходит из совершенно иных предпосылок. Пространство является пустым, то есть не оказывает сопротивления. Тела остаются в состоянии движения с постоянной скоростью в неизменном направлении до тех пор, пока они не сталкиваются друг с другом и не изменяют в результате этого свою скорость и направление движения. Это фундаментальное предположение не согласуется с обыденным опытом и является чисто концептуальной моделью. Речь об эмпирической проверке классической механики может идти только в специальных условиях, например, когда устранено сопротивление воздуха. Таким образом, существует и может плодотворно использоваться связь между абстрактными моделями и систематическими экспериментами.

С аристотелевской точки зрения трудно объяснить, почему стрела продолжает свое движение в почти горизонтальном направлении. Почему стрела сразу не устремляется к ее естественному месту? Так как вертикальное движение стрелы, ее падение, уже заложено в предпосылках аристотелевской физики, то объяснению подлежит именно горизонтальное движение.

В ньютоновской механике горизонтальное движение стрелы не представляет проблемы. Ее базисной предпосылкой является утверждение о том, что тело сохраняет состояние своего равномерного и прямолинейного движения. Но почему стрела падает на землю? В ньютоновской механике должно быть объяснено именно падение. Объяснение состоит в том, что в движение стрелы вмешивается гравитация — тела притягивают друг друга. Требуется также объяснить и изменение скорости стрелы — здесь свою роль играют силы трения.

Не касаясь большей эмпирической обоснованности новой механики по сравнению с аристотелевской, отметим, что эти две теории представляют собой интересный пример ситуации множественности теорий. Одно и то же явление движение — объясняется разными теориями. Причем с точки зрения любой из этих теорий именно предпосылки другой теории требуют своего объяснения.

В чем заключался сдвиг парадигмы при переходе от аристотелевской к галилеево-ньютоновской механике? Помимо прочего, он состоял в повороте к более систематическому экспериментальному естествознанию, в котором математика так или иначе выступала как часть теорий и наблюдений. Это было и обращение к чисто механической причинности, так как были отброшены все телеологические представления. Последнее обстоятельство имеет важные следствия для понимания как человека, так и природы и ее развития. Конфликт между механическими причинными объяснениями и телеологическими объяснениями сохранил свое значение и в наши дни. В частности, он обнаруживается в дискуссиях о специфике гуманитарных и общественных наук [О конфликте «аристотелевской» и «галилеевой» традиций см. G.H.von Wright. Explanation and Understanding. — Ithaca, 1971. См. также о ренессансной астрономии А.Коуre. From the Closed Worlds to the Infinite Universe. — N.Y., 1958 и S.Toulmin and J.Goodfield. The Fabric of the Heavens. — London, 1961.].

Мы также можем сказать, что смена парадигмы в Новое время привела к тому, что вещи стали объектами, а человек превратился в субъект. Для прояснения смысла сказанного обратимся к оптике.

Раньше оптика рассматривалась как наука о зрении. Это означало, что она изучала и людей как видящих и познающих существ. В Новое время оптика превратилась в науку о световых лучах, их преломлениях и линзах. При этом исключалось упоминание о глазе, который видит. Глаз стал объектом, на который мы смотрим. Глаз, с помощью которого мы видим глаз в качестве объекта, перестал быть частью оптики. Видящий глаз и познающий человек были отнесены к области философской эпистемологии.

В конечном счете объекты науки стали чистыми объектами — объектами, которые обладают количественно измеримыми свойствами и лишены всякой субъективности. Они были отделены не только от познания и мышления, но и от так называемых вторичных чувственных качеств — цвета, запаха, вкуса и т. п. Вторичные качества стали истолковываться как привносимые человеком, субъектом, в его впечатления об объекте.

Это был радикально новый способ видения вещей и человека. Ранее постулировалась иерархия различных и обладающих своими особыми способностями форм бытия. Она включала неорганические тела, животных и растений, а затем и человека. Теперь эта иерархия свелась к простому дуализму. С одной стороны находятся объекты, обладающие количественными свойствами, о которых мы говорим и которые мы объясняем. С другой стороны находится субъект, который с помощью мышления и действия исследует объекты. Объекты принадлежат науке, в то время как субъект обладает двойственным статусом. Мы также можем научно исследовать человека, субъект. Следовательно, человек выступает определенного вида объектом. Одновременно именно человек является в науке познающим. Поэтому существует и некоторый эпистемологический «остаток», связанный с субъектом. Вопрос о том, как онтологически и эпистемологически следует понимать этот «остаток», сразу же превратился в предмет ожесточенных споров. Ответ на него зависел как от понимания связи души и тела, так и от принимаемых теорий познания (рационалистических, эмпирицистских и трансцендентальных).

По-новому даже стала употребляться терминология. Слово «субъект» происходит от словосочетания «subjectum» [См. M.Heidegger. «Die Zeit des Weltbildes». Holzwege. — Frankfurt am Main, 1957.], буквально означающего «брошенное вниз» (das Darunter-Gewotfene), то есть «лежащее в основе». До Ренессанса человек не был подлинным субъектом в этом смысле. Лежащим в основе (субстанцией) столь же легко могли быть и вещи. Поэтому превращение человека в субъект, а всего многообразия вещей в объекты — то, что противостоит познающему субъекту, — оказалось действительно новым и революционным. В результате человек стал пониматься преимущественно как нечто фундаментальное (как subjectum), а вещи различными способами стали истолковываться как объекты для их познания познающим субъектом (вещи стали мыслиться как объекты).

Развитие философии XVII–XVIII веков, от Декарта и Локка до Канта, демонстрирует превращение эпистемологии, центрированной вокруг человека, в общий фундамент философии. Поэтому философия Нового времени имеет право называться философией субъективности. Так, согласно Декарту, началом является сомнение и уверенность индивида, а согласно Локку, — индивидуальный опыт и рассудочная деятельность. Общим исходным пунктом для них является человек как субъект [Здесь, как и вообще в истории философии, принято подчеркивать контраст или указывать на противоположности, например, между Платоном и Аристотелем, между стоиками и эпикурейцами, между рационалистами и эмпири-цистами. Но эти контрасты являются таковыми только на фоне некоторой общей проблемы. Поэтому подчеркивание либо контрастов, либо параллелей говорит одинаково много как о комментаторе, так и о том, что он комментирует.].