Алексей Маслов - Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием

5. Цзы-ся сказал: «О том, кто ежеднев—но узнает, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно ска—зать, что он любит учиться».

6. Цзы-ся сказал: «В многоучении и не—преклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

7. Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помеща—ются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

8. Цзы-ся сказал: «Ничтожный (подлый) человек непременно прикрывает свои ошибки».

9. Цзы-ся сказал: «Благородный муж яв—ляется в трех видах: когда посмотришь на него издали, он величествен; приблизишься к нему, он ласков; послушаешь его речи, он строг».

10. Цзы-ся сказал: «Государь может ут—руждать свой народ после того, как приоб—ретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тира—нию. Точно так же и государя можно уве—щевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие».

11. Цзы-ся сказал: «Если великие обязан—ности не нарушаются, то в малых возмож—ны отступления».

12. Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это — последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравствен—но-философских). Как же тут быть?» Ус—лыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю оши—бается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и по—тому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ле—нится преподавать его? Подобно растениям он только сортирует своих учеников по сте—пени их развития. В преподавании благород—ный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания».

13. Цзы-ся сказал: «Если от службы ос—тается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то упот—ребляй его на службу».

14. Цзы-ю сказал: «Траур должен огра—ничиваться только доведением скорби до высшей степени».

15. Цзы-ю сказал: «Мой друг Чжан дела—ет вещи трудноисполнимые, но ему недос—тает гуманности».

16. Цзэн-цзы сказал: «Величественный человек Чжан, но с ним трудно вместе уп—ражняться в гуманности».

17. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля, что люди, которые не проявили самих себя (т. е. своей истинной природы) во всей полноте непременно проявят себя в случае смерти родителей».

18. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля о сыновней непочтительности Мэн Чжуан-цзы, все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, — вот это трудно достижимо».

19. Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чи—новником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то по—жалей преступника, а не восхищайся своим умом».

20. Цзы-гун сказал: «Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира.

21. Цзы-гун сказал: «Ошибки благород—ного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением».

22. Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спро—сил у Цзы-гуна: «Где и у кого учился Чжун-ни?» Цзы-гун сказал: «Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людь—ми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немуд—рые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) — менее важное (т. е. подробности). Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Философ? И к чему же было ему иметь постоянного Учителя?»

23. Шу-сунь У-шу, обратившись к вель—можам при дворе, сказал: «Цзы-гун дарови—тее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцо—вую стену; моя стена доходит до плеч, и че—рез нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа — в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь кра—сот храмов предков и богатства чинов им—перии; но отыскавших эти ворота, кажет—ся, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»

24. Шу-сунь У-шу стал порицать Чжун-ни. Цзы-гун сказал: «Не стоит делать это—го. Чжун-ни нельзя порицать, ибо таланты и достоинства других людей — это холми—ки, чрез которые можно перешагнуть, а Чжун-ни — это Солнце и Луна недосягаемые (непереходимые), так что, хотя бы кто и захотел отрешиться от них, то ка—кой вред он причинил бы им? Он только весь—ма показал бы (обнаружил) незнание своих сил».

25. Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну, сказал: «Ты только из почтения гово—ришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?» Цзы-гун сказал: «Благородного мужа за одно слово счита—ют умным и за одно слово считают неве—жей; поэтому в словах нельзя не быть осто—рожным. Философ недосягаем подобно Небу, на которое нельзя подняться по сту—пенькам. Если бы Философ получил в управ—ление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: «Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире». При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом воз—можно сравняться с ним?»

1. Яо сказал: «О Шунь! Небом установ—ленное преемство царственной власти ос—тановилось на тебе. В управлении следует неуклонно держаться середины (т. е. спра—ведливости). Если китайский народ в преде—лах четырех морей обеднеет, то и благопо—лучие государя прекратится навеки». С та—ким же наказом обратился к Юю и сам Шунь, уступая ему престол.

Тан (Чэн-тан), обращаясь к Верховному Владыке, сказал: «Я, недостойный сын твой Ли, осмеливаюсь принести тебе в жертву черного быка и осмеливаюсь заявить тебе, Верховный Владыка, что император Цзе был виноват, и я не смел простить его, а достойные слуги твои мною не сокрыты под спудом. Его (императора) преступления и их (твоих слуг) добродетели зримы тебе, Владыка. В твоем сердце я был избран. Если я лично согрешу, то пусть это не будет вме—нено в вину моим подданным; если же они согрешат, то вина не должна пасть на меня».