Александр Титаренко - Антиидеи

1 Цит. по: Кушкин Е. П. Альбер Камю. Ранние годы, с. 174.

В условиях эгоистического, равнодушного взаимоисполъзования людей друг другом обывателю, чтобы спасти оазис своей индивидуальности, приходится ограждать свой душевный мир от попыток чужеродного проникновения в него. Однако сам человек нуждается в том, чтобы знать и понимать душевный мир других, а они предстают перед ним в свою очередь как крепости, «гарнизон» которых находится постоянно настороже. Именно тогда приобретает особую привлекательность призыв Ф. Ницше: «Нужно уметь сохранять себя: это высшая проба независимости»2.

2 Ницше Ф. Собр. соч., т. 2, с. 67.

Но независимость независимости рознь. Человек и любит и ненавидит свою жизнь из-за соответствия или несоответствия ее системе моральных устоев этой жизни. Моральная независимость одиночки – фикция, оборачивающаяся лишь скрытой зависимостью худшего толка. Для нравственной жизни человека не нужна независимость, тождественная изолированности, которая граничит с гордым безумием абсолютного одиночества. Или, говоря конкретнее, это та независимость, что построена на нравственном фундаменте буржуазного индивидуализма, со всеми его иллюзиями и парадоксами. Здесь самые простые, необходимые людям как хлеб или воздух отношения извращаются, потребность людей друг в друге приобретает болезненно-враждебное психологическое выражение.

4. Империализм и извращение потребности в межличностных контактах

Следует всегда помнить, что критика нравственного разложения личности – это не только социальная сатира и не только защита душевного здоровья личности от ядовитых философско-этических антиидей. Это и нравственно-психологическая критика, определенное психологическое разоблачение. Подобная критика требует особого внимания к индивидуальным особенностям характеров, к смыслу исканий и морального выбора, к внутридушевному напряжению нравственной жизни личности. Конечно, эта нравственно-психологическая сторона, несмотря на своеобразие и относительную самостоятельность, так же социально обусловлена и исторически изменчива, как и сам человек, как сами пороки и добродетели, как само добро и зло. Но ее необходимо специально раскрыть перед духовным взором людей. Только так можно осветить скрытые глубины душевного мира человека, которые антигуманисты хотят использовать как плацдармы для воинственного наступления на мораль, на человеческие ценности.

Нравственно-психологические потребности людей друг в друге имеют свою диалектику. С одной стороны, мы наблюдаем потребность уподобления душевного мира другого человека своему собственному, неудержимого проникновения в этот самостоятельный мир и, с другой, потребность самораскрытия собственного мира для другого человека, стремление перенести свои переживания и мысли на заповедное поле иной души. Переплетение этих потребностей насквозь пронизывает особенно близкие отношения людей – дружбу, любовь. Освоение духовно-эмоционального богатства другого и передача ему своего оказываются тесно связаны: удовлетворение только одной из потребностей за счет другой сразу же пагубно сказывается на межличностных взаимоотношениях. В этой диалектике потребностей раскрываются все самые интимные моральные особенности личности как единой целостности. Добро и зло здесь воплощаются в прямой моральной коммуникации человека с человеком. И хотя взаимопроникновение двух внутри-личностных миров совершается на основе добра, благожелательности – отсюда и проистекает радость и энтузиазм при таких отношениях,- в этом процессе раскрываются и тайники зла, себялюбия в каждом человеке. Мудрое понимание этого, непринятие максималистского требования об идеальной, абсолютной доброте другого человека служит важнейшим психологическим условием реалистического подхода к межличностным отношениям, гарантом их стабильности и прочности.

Конечно, обыденное нравственное сознание, житейский опыт многих людей достаточно четко зафиксировал психологические состояния моральной неконтактности, несовместимости, непонимания, одиночества людей. Бывает так, что люди, даже, казалось, близкие друг другу, оказываются на самом деле весьма далеки один от другого, не могут преодолеть трещину обособления, которая их разделяет. Но тогда в нравственном сознании с необходимостью возникает вопрос: а как же любить ближнего своего, если он вовсе не ближний, чужой? Как любить другого человека, если чужая душа – потемки? В нравственно-психологических исканиях, состояниях почти каждого (особенно формирующегося, молодого) человека в определенных ситуациях возникал подобный грустный вопрос. И если этот вопрос абсолютизировать, то мы получим психологическую предпосылку этической антиидеи о безысходности одиночества, своего рода пессимистическую убежденность в непреодолимости непонимания человека человеком, и даже в конечном счете – взаимной враждебности. Абсолютизация обыденным сознанием некоторых моментов индивидуального житейского опыта становится здесь нравственно-психологическим основанием уже теоретической абсолютизации – в этике (как у экзистенциалистов).

Художественная литература, со всей ее критичностью, раскрыла (особенно в семье, в различных микроколлективах) как социальную недопустимость моральной неконтактности в нравственных взаимоотношениях людей, так и ее пагубное воздействие на духовное развитие личности. Вот люди живут одной семьей и, вопреки этому, остаются далекими друг от друга, «непознанными», недоступными в их неповторимо индивидуальном духовном содержании. Более того, нередко нравственно-психологические черты одного оказываются несовместимы с чертами другого: доброта наталкивается на эгоизм; уступчивость – на властолюбие; скромность, деликатность – на агрессивность, высокомерие; нежность – на черствость, грубую чувственность; жизнерадостность, искренность – на замкнутость, чванливость; игровой элемент жизни, мечтательность – на бескрылый утилитаризм; заинтересованность, внимание – на равнодушие и т. д. Нравственное соприкосновение двух внутри-личностных «миров» оказывается в данном случае серией конфликтов, огорчений, неудач, непониманий, а их взаимное, «параллельное» существование определяется не духовными потребностями (в том числе нравственными: в сопереживании общих ценностей), а, как правило, какими-то внешними, побочными интересами. Цели жизни кажутся заданными извне, определенными течением сиюминутных обстоятельств: в таких контактах индивидов не присутствует общее дело, скрепленное общими ценностями, люди взаимно используют друг друга, привыкая относиться к другому как к средству и не видя за полезностью того или иного индивида его как человека, как целостную личность. Ощущение морального одиночества – неизменный спутник подобных межличностных отношений, а тревожная, горькая неудовлетворенность жизнью – то нравственно-психологическое состояние, которое периодически терзает самочувствие человека. Конечно, и подобные, построенные на утилитарно-внешних интересах, отношения людей приобретают со временем (и при определенных субъективно-психологических способностях к взаимоприспособлению) прочность моральную. Это прочность нравственно-психологического «симбиоза» лиц, построенная на одной только обоюдной «выгоде» или зиждущаяся на извращенной морали приспособления властолюбца и его жертвы. Но подобный «симбиоз» прочен лишь до поры до времени, а личность, включенная в него, постоянно нуждается в некоторой нравственно-психологической компенсации за его пределами, где бы она обретала (пусть даже иллюзорный – в мечтах!) минимум взаимопонимания и искреннего сочувствия.