Александр Титаренко - Антиидеи

С переходом капитализма на империалистическую стадию, с ростом реакционности старого общественного порядка семя антигуманизма, вызревшее в недрах респектабельных, классически просвещенных нравов эпохи свободной конкуренции, дает бурную поросль, приносит многочисленные ядовитые плоды. Буржуазный гуманизм перерождается в антигуманизм. Лицемерие, фарисейство буржуазной морали теперь уже плохо маскирует ее эгоистическую, враждебную доброжелательным межчеловеческим отношениям суть. Эта лицемерная маска «моральности» все чаще срывается с капиталистических отношений. Причем парадокс заключается в том, что ее срывают не только с целью уничтожения прикрытых ею частнособственнических связей, но и с целью их откровенного спасения – посредством обращения к насилию и тирании неприкрытой, жестоко-сладострастной, откровенной. Ее срывают не только революционеры и гуманисты, но и Ф. Ницше. Буржуазная мораль оказывается внутренне обескровленной: наступает такое явление, которое многочисленные исследователи и мыслители окрестили «моральной анемией». Пророческими выглядят слова А. Швейцера о том, что «наше личное бытие во всех отношениях принижено»1.

1 Швейцер А. Культура и этика, с. 100.

Ценность человеческой жизни и личной судьбы небывало падает, что случается только в периоды глубокого исторического кризиса. Своеобразная «ампутация ценностей», отрезанных и отчужденных от внутридушевного мира человека, нравственно опустошает межличностные отношения, делает их бездушными, холодно-автоматичными. Появление «человека-рутинера», носителя нескольких масок, ни одна из которых не выражает его личной самобытности, и, наконец, утрата этой самобытности – один из результатов протекающего процесса.

Образ человека-маски является, как известно, одним из характерных в японской художественной традиции, связанной с театром Кабуки. В XX веке прогрессивные японские писатели, такие, как Кэндзибуро О, Кобо Абе, Акутагава Рюноскэ и другие, в полной мере использовали этот своеобразный литературный прием для того, чтобы показать, что постоянная смена масок, внешне-ритуальные отношения с другими людьми приводят в конечном счете к полной потере индивидуальности. В одной из новелл «Маска хёттоко» Акутагава Рюноскэ рассказывает нам о жизни весельчака и балагура Хэйкити, весьма и весьма пристрастного к спиртному. Оказывается, что в состоянии опьянения Хэйкити превращается в совершенно другого человека, окружающие перестают понимать, в каких делах и поступках выражается его истинное «я». «У бога Януса два лица, и никому неведомо, какое из них настоящее. Так и с Хейкити»1.

1 Рюноскэ Акутагава. Новеллы М., 1974, с. 36.

И вот однажды, в состоянии алкогольной «эйфории», он пытается подражать священным танцам на празднике цветущей вишни, совершает нелепые телодвижения и вдруг, остановившись, «как прекративший движение волчок», падает навзничь. Сидящий рядом с ним парикмахер пытается поднять его за руку и чувствует, что она холодна. Из-под маски, которая была надета на танцора, слышится едва различимый звук – не то вздох, не то голос: «Маску… снимите… маску…» «Но то, что они увидели под маской, уже не походило на лицо Хэйкити. Маленький нос заострился, изменился цвет губ, по бледному лбу градом катился пот. Никто бы теперь не узнал в нем весельчака, комика, болтуна Хейкити. Не переменилась только вытянувшая губы, нарочито глуповатая, спокойно смотрящая на Хэйкити с красной материи маска хёттоко»1.

1 Рюноскэ Акутагава. Новеллы. М., 1974, с. 37.

Каков же результат жизни, которая протекает как безликий танец в театре масок? Жизнедеятельность без идеалов, без возвышенных задач, в коловращении мелочных целей и забот, заключенных в ущербный и серый мирок «буржуазно-потребительских» отношений, прямо сказывается на мироощущении человека. Нестерпимость одиночества и отчуждения довольно часто оборачивается у обывателя острым чувством человеконенавистничества, к которому легко приходит одиночка на крутых поворотах своей жизни. Наступает время распространения «морали» групповой, клановой, освящающей те или иные отношения прямой личной зависимости, которые сказываются в различных псевдоколлективах (вплоть до преступных), где индивид пытается найти утраченную связь с другими людьми, обрести устойчивость и смысл существования. Американский этик Г. Мюллер, отмечая, что большинство сюжетов художественной литературы в США «построено на насилии и садизме вперемежку с сексом»1,

1 Miiller H. The Children of Frankenstein, p. 204.

указывает, что в этом отражаются тенденции действительной нравственной жизни массового обывателя. Прогрессивный американский писатель Дж. Болдуин с горечью пишет, что его всегда поражает «отсутствие в жизни большинства американцев наиболее элементарных и важных связей», что создает непереносимую нравственную атмосферу, когда над людьми как бы «нависает ядовитый полог похоти, томления и бешенства»2.

2 Болдуин Дж. Имени его не будет на площади.- Иностранная литература, 1974, № 2, с. 254, 256.

Что предлагает человеку современная буржуазная цивилизация?- задает вопрос французский публицист Ж.-Л. Кюртис. И отвечает: «Потакают исключительно и только двум страстям: чувственности и тщеславию. Секс и показуха…»3

3 Французские повести. М., 1972, с. 118.

А английский идеолог Дж. Гаммер, стремясь показать полный кризис моральной регуляции поведения людей в буржуазном обществе, назвал свою книгу «Общество вседозволенности»4.

4 Gammer J. The Permissive Society. L., 1971.

По его мнению, наступил не только разрыв между традиционно провозглашаемыми нравственными нормами и поведением, но и признание дозволенности (и отсутствие осуждений в условиях равнодушия) таких явлений, как насилие, сексуальная распущенность, наркомания, безответственность, отвержение всех нравственных идеалов. Центральное – хотя и не единственное – место в разрушении всей системы запретов, приведшей к «моральному хаосу», он отводит крушению ограничений в области секса. Констатируя, что нынешний буржуазный мир «мертв» в нравственном отношении, Дж. Гаммер предлагает надуманную, утопическую перспективу его оздоровления: создания новых общин, с новыми отношениями и нравственностью, где бы бок о бок, без вражды и трений, жили бы и богач и бедный, и капиталист и рабочий, и молодые и пожилые…

Недаром в развитых империалистических странах приобрело поистине небывалый размах «отклоняющееся поведение» и преступность. Под «отклоняющимся поведением» западные социологи предумышленно объединяют и собственно аморальное поведение, означающее нарушение общечеловеческих и внутриклассовых требований, и революционный протест трудящихся, который, разумеется, не может уместиться в прокрустовом ложе принятых в эксплуататорском обществе моральных норм.