Александр Титаренко - Антиидеи

Разумеется, в личностном плане здесь могут быть отклонения, несоответствия, извращения. Доброта может скрывать безыдейность, беспринципность, мягкотелость и быть добротой только до поры до времени, до первого серьезного испытания; а идейность может быть удобным щитом, прикрывающим эгоизм, честолюбивые устремления человека, пренебрегающего интересами своих близких, и т. д. и т. п. Как прозорливо отмечал К. Маркс, «этикетка системы взглядов отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем, что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца»1.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 405.

Вот почему не на частных примерах, а прежде всего в общем плане следует рассмотреть эту проблему. Подавление гуманности и доброты в отношениях к человеку с помощью идейности означает перерождение этой идейности. Опасность такого перерождения, несомненно, существует: мелкобуржуазные течения наглядно показали это в теории и на практике. Корни этого перерождения – в необузданной мелкобуржуазной стихии насилия, которое, переходя за рамки необходимого, морально оправданного, превращается в «насилие ради насилия», где нарушается должное соотношение между целями и средствами революции. Однако теперь можно не только теоретически, но и практически, в результате всего совокупного опыта мирового коммунистического движения, утверждать, что эта опасность всегда может быть предотвращена или ликвидирована в самом зародыше. Все зависит здесь от стойкости, марксистской закалки партии, руководящей революционной борьбой трудящихся. Именно в революционном движении выпестываются люди, у которых их личные радости и горести, мысли и переживания, естественно слились с крупномасштабными проблемами современности, жгучими конфликтами, раздиравшими общество. Причем эти конфликты и проблемы воспринимались ими обнаженно лично, с особой внутридушевной к ним сопричастностью. Это люди-борцы, создатели новых нравственных ценностей. У них был преодолен разрыв между личным и общественным выражением моральности. Революционная идейность и доброта у них гармонически сливались, усиливая друг друга1.

1 Ф. Э. Дзержинский писал об этом: «Ты говоришь, будто наши чувства относятся в большей мере ко всему человечеству, чем к каждому человеку в отдельности. Не верь никогда тому, будто это возможно. Говорящие так лицемеры: они лишь обманывают себя и других. Нельзя питать чувства только ко всем вообще: все вообще – это абстракция, конкретной же является сумма отдельных людей. В действительности чувство может зародиться лишь по отношению к конкретному явлению и никогда – к абстракции. Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует какому-либо конкретному несчастью каждого отдельного человека…» (Дзержинский Ф. Дневник ваключенного. Письма. М., 1966, с. 18).

Но если даже подготовка революции несет с собой такое новое нравственное явление, значит, конфликт между моральной убежденностью и личной нравственной жизнью не фатален, он может быть преодолен. Этому преодолению и служит строительство коммунистического общества, где создаются условия для развития морали, гармонически выражающей общественные и личные интересы.

Именно в революционной борьбе общая цель становится лейтмотивом поведения и закрепляется на эмоциональном уровне – в чувствах совести и долга. В личной совести воплощается революционное мнение народной массы. Энтузиазм борющегося народа вливается в индивидуальные эмоции, нравственно возвышая и усиливая их. Но не только личная нравственная жизнь обогащается из нравственной сокровищницы революции, существует и обратная связь: в революционном, общем деле раскрываются, воплощаясь, субъективно-нравственные особенности и потенции действующих лиц. Революция производит стихийный отбор лучших моральных свойств человека, сражающегося за социальную справедливость, причем в реальности, в борьбе за новую власть, в строительстве коммунистического общества. Отмечая эту нравственную особенность социалистической революции, В. И. Ленин писал: «Диктатура пролетариата… показала себя на деле с той стороны, которую злостно не хотят видеть врагн и которую выше всего ценят действительные друзья освобождения труда от ига капитала, именно со стороны особой силы морального (в лучшем смысле слова) влияния пролетариата (владеющего государственной властью) на массы, со стороны способов этого влияния»1.

1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 234.

Личность несет нравственную ответственность не только за то, соответствует ли ее поведение избранной идее, цели, идеалу. Нет, она отвечает и за сам выбор идеи. Она не может, сославшись на личную «моральность», свалить свою вину на неморальность идеи. Вне человека идея (идеал) не существует, вне его она бессильна. Идеи имеют не только свою внутреннюю логику развития, но и историю воплощения в сознании и действиях целых поколений,- так они обретают измерение через судьбы людей. Воплощение иде-ала в жизнь должно принести морально-положительный результат,- в этом также состоит моральная ответственность индивида. Вот почему нельзя смешивать «идейность реакционную и идейность передовую, революционную: это явления нравственно противоположные.

Но обратимся к той области нравственной жизни индивида, где антимарксисты находят его «доброту», в противоположность тем историческим масштабам, где действуют «идейные» люди, т. е. к сфере узко личных, семей-но-приятельских, бытовых его взаимоотношений. Разве эта мирная повседневная жизнь индивида (облюбованная антиреволюционно настроенными идеологами как островок личной моральности в безбрежном океане всеисторического аморализма) не связана – причем внутренне, органически – с определенными идеями, идеалами, моральными нормами? Хотя индивид может и не осознавать этой связи, она здесь неизбежно присутствует как выбор ценностей жизни. Разве в исторической каждодневности капиталистического общества обывателю не приходится совершать привычную сумму безнравственных поступков – идти на, казалось бы, небольшие сделки с совестью, на постоянные уступки злу? И не из этого ли разрыва между провозглашаемыми нормами и реальным поведением вырастет затем моральная мягкотелость, готовность к предательским компромиссам со злом, эгоистическое своеволие, прокладывающие шаг за шагом дорогу к сознательному принятию индивидом своекорыстия и человеконенавистничества? И не связаны ли эти каждодневные источники аморальности в частной жизни индивида с источниками социально-исторического масштаба? В обществе, построенном на антагонизме, своекорыстии, отчуждении, и мораль оказывается снизу доверху пропитана ими.