Александр Титаренко - Антиидеи

Разумеется, вера входит как психический элемент в убежденность, преданность тем или иным идеалам у личности. Однако вера вере рознь. В коммунистическом мировоззрении она не предпосылка, а вывод, вытекающий из сознательного выбора и отражающий опыт жизненной борьбы человека, несущего на себе полноту нравственной ответственности за все последствия своего поведения. Она не нечто неприкосновенное, абсолютное – она этим опытом проверяется, уточняется, укрепляется. Вера – это эмоциональная энерция моральной убежденности и только. Она не фундамент, а скорее надстройка над всем опытом революционной переделки мира; она не боится просвещения, в том числе морального; через него она испытывается и развивается. Нельзя ничего принимать на веру – таково требование марксистского мировоззрения; в здоровом сомнении основоположники марксизма-ленинизма видели не только важное условие научного поиска, но и необходимый момент диалектики вообще (хотя только момент), в том числе и отношения человека к миру. В убежденности вера вытекает из правоты, правды, а не правота из веры. В известном смысле это уже совсем не вера в ее обыденном, традиционном понимании этого слова. Скорее это явление можно назвать стойкой нравственной ориентацией, вобравшей в себя все элементы психической жизни субъекта: его сознательные оценки, цели, мотивы и устремленность чувств, его волю, жизненный опыт и ставшие подсознательными, привычными стимулы, потребности жизнедеятельности. Подобная ориентация в основе своей качественно отличается от слепой веры и играет принципиально иную роль в нравственной регуляции поведения людей. Не потому ли современные противники коммунизма столь откровенно, цинично открещиваются от всякой идейности, воинственно атакуют моральную убежденность, что сами представляют духовных апологетов цивилизации, находящейся в перманентном состоянии нравственного и мировоззренческого кризиса, где былая идейность и убежденность давно себя исчерпали? А. Швейцер был, пожалуй, прав, давно заметив, что ускоренно «пошла на убыль… энергия убеждений, составляющих фундамент культуры» буржуазного общества, и что с той поры, «подобно безродным и никогда не трезвеющим наемникам, мы бредем без мировоззрения во все более сгущающемся мраке жизни, готовые одинаково преданно служить и возвышенному, и низкому»1.

1 Швейцер А. Культура и этика, с. 36, 89.

Мировоззренческие основы нравственности и личная идейная убежденность не только взаимно связаны, они обусловливаются состоянием той социальной среды, моральным тонусом общества, где приходится действовать человеку. В обществе отчужденных, извращенных нравственных отношений неизбежно возникает мировоззренческий кризис моральной убежденности. Здесь-то и возникают, как грибы после дождя, ложные мировоззренчески и иллюзорные нравственно-психологически способы «самовнушения», придающие видимость высшей ценности тем или иным образцам жизни буржуазного обывателя. Эти утешительные иллюзии выступают как бы в роли эрзац-мировоззрения, закрепляясь преимущественно на эмоционально-волевом уровне психики индивида.

Это может быть так называемый эскапизм, т. е. стремление индивида скрыться от тягот капиталистической действительности, спрятавшись в личном убежище – семье, приятельской компании, увлечении спортом, причудливом хобби. Давая известный простор развитию способностей и влечений человека, эти «убежища» создают временную иллюзию значимости и личной осмысленности жизни. Но только, как правило, временную и ущербную. Во-первых, они достаточно подвержены колебаниям социальной почвы, каждое из которых может разрушить облюбованное одиночкой «убежище». Во-вторых, даже если индивиду удается сохранить это укрытие от общественных бурь и перемен, он не может не ощущать со временем однобокости, незначительности тех ценностей жизни, на которых он (будь то спорт или хобби) хотел самолично декретировать свое «счастье», независимое от общества. Внутренняя неудовлетворенность, ощущение горькой обделенно-сти существования, изолированного от крупномасштабных ценностей жизни, обычно постоянно преследуют эскаписта. Кроме того, превратив оазис личной увлеченности в форпост против общества, он постоянно сталкивается с опасным соблазном соскользнуть на путь мизантропии.

Это могут быть также квиэтистские настроения, берущие в качестве главной ценности существования внутридушевный покой, безмятежное безразличие к феноменам социального окружения. Ограничение, понижение нравственного содержания влечений, страстей в личной жизни служит снятию ответственности за ее течение с самого себя и переложению ее на внешнее течение событий. Но чем оказывается наполнен тот уголок души квиэтиста, который он стремится оградить, разорвав личную заинтересованность с внешней действительностью? Он, как правило, оказывается пуст и, кроме замкнутого на себя самолюбования, не содержит ничего.

Наконец, это могут быть иллюзии стоического или аскетического плана, с помощью которых индивид стремится сохранить свою самобытность во враждебном мире социальной действительности. Установка на самосохранение, цель которого – отделение ценности личного существования от условий общественной жизнедеятельности – заранее обречена на провал. Она учит сохранять присутствие духа, уравновешенность, стойкость перед невзгодами, полагаясь только на самого себя, т. е. резервы нравственной самодисциплины личности ставит на службу индивидуализму для разрыва ее связей с обществом, с другими людьми1.

1 Все эти состояния, как этапы злоключений массового нравственного сознания в буржуазном обществе, ярко изображены в книге: Ландесман П., Согомонов Ю. Спор с пессимизмом. М., 1971.

Благотворное влияние идейной убежденности на моральный строй сознания личности, социальная определенность и обусловленность этого влияния не исключают личных нравственно-психологических усилий по воспитанию доброты. Процесс нравственного совершенствования личности требует не меньше субъективных усилий, чем изменение ею объективных социально-исторических условий ее жизнедеятельности. Это та истина, которую не все еще осознали в должной мере. Переустройство обстоятельств всегда включает в себя, пусть стихийную, самопеределку. Она будет тем успешнее, чем яснее, сознательнее относится к ней человек. Осознанность вовлекает в процесс нравственного совершенствования идеи и идеалы (а значит, важнейшие мировоззренческие достижения культуры), укрепляет самоконтроль и самоотчет личности, учит ее знать о себе правду, самокритично подходить к собственной внутридуховной жизни, к борьбе против своих мелких, эгоистических страстей и заблуждений. Вовсе не все трудности личной жизни следует относить на счет социальной действительности. Такой подход вел бы к фаталистическому пониманию социальной детерминации поведения человека, пренебрежению самобытностью индивидуальной судьбы. Нелепости, даже кризисные состояния индивидуального существования могут порождаться и самой личностью, ее неустойчивостью, духовно-нравственной неразвитостью, безответственностью. Моральный конфликт – личности и нелепостей существования, ею же вызванных,- в этом случае нельзя верно оценить без понимания виновности индивида, пренебрегшего не только реальными социальными возможностями развития, которые перед ним открывались, но и собственными духовными задатками, которые он предательски заглушил. И хотя эта виновность имеет всегда свое социальное содержание, никогда не следует забывать о масштабах личной ответственности, из которой она морально вырастает. Не человек для дела, а человеческое дело для людей; т. е. коллективное дело, в котором многогранно раскрывается личность, реализуются гуманные цели и идеалы. Доброта и идейная убежденность, интересы развития личности и интересы общего дела – все это две стороны одного процесса – строительства нового общественного уклада жизни, гармонически соединяющего личностное и общественное совершенствование. «Нет и не может быть задачи более высокой, чем поднять каждого человека до уровня творца собственной судьбы, творца истории»,- подчеркнул на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС К. У. Черненко1.