Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

Предисловие к «Молль Флендерс» настолько любопытно для исследователя морали, что стоит остановиться на нем подробнее. Оно изобилует оправданиями, наподобие тех, которые уже знакомы нам по «Образцовому английскому купцу». Подобных оправданий у Дефо вообще так много, что, хотя английская пуританская литература и приучила нас к постоянному морализаторству, здесь оно выступает в наводящих на размышления дозах. Быть может, Дефо так обширно распространяется о нравственности по тем же причинам, что и люди с нечистой совестью. Но сверх того, нужно учитывать, по-видимому, черты характера, сформировавшиеся в детстве, в пуританской среде. Это заставляет его беседовать со своей совестью не только читателя ради.

Украв у встреченной ею на улице девочки золотое ожерелье, Молль говорит себе: «Я... лишь проучила родителей за их небрежность, и в другой раз не будут оставлять бедную овечку без присмотра» (с. 248). Убегающий вор бросает сверток, Молль ловко присваивает его себе, «но так как я лишь обокрала вора, то со спокойной совестью присвоила эти товары и была очень рада поживе» (с. 249). Обокрав (о чем уже упоминалось) незнакомца в карете, она убеждает саму себя доводами, которые сводятся к следующему: поделом ему, не будет заводить шашни с кем попало. У обокраденного обязательно надо найти «вину», которая оправдала бы нанесенный ему ущерб.

Подобные оправдания известны нам из «Дневника» Пипса. Выпив глинтвейну и нарушив тем самым обет не пить вина, Пипс внушает себе, что «это вовсе и не вино, а настойка на травах» Pypes S. Dziennik. Warszawa, 1952, t. 1, s. 240. Далее цитируется то же издание.. Посетив, вопреки обету, театр, он убеждает себя, что речь ведь не шла о придворных театрах; к тому же, возвращаясь домой пешком, а не в нанятой карете, он возместил понесенный расход, от которого обет как раз и должен был его охранять (т. 1, с. 273, 309). Заплатив налог меньше, чем должен был, он уверяет, что не заплатил больше, дабы кто не подумал, будто он хочет выделиться и платит «тщеславия ради» (т. 2, с. 191-192). Читая французскую «крайне непристойную книгу», он внушает себе, что «не постыдно человеку благочестивому раз ее прочитать, дабы познать всю мерзостность мира сего» (т. 2, с. 323). Отговорки ради успокоения совести — дело обычное, но пуританская культура внедряла свои запреты с особой настойчивостью, а там, где сильны запреты, обильны и разнообразны также способы смягчать угрызения совести после их нарушения. «Дневник» Пипса — неплохое введение в мир сочинений Дефо. Торговля должностями, мздоимство, расхищение государственного имущества — все то, что у Дефо примет обобщающий и отвлеченный характер, выглядит здесь как-то по-семейному, подается словно бы изнутри; и читатель волей-неволей свыкается с человеком, который так доверительно раскрывается перед ним.

4. Купец и джентльмен

Как мы имели случай заметить, Дефо уже полностью осознает роль буржуазии в Англии, роль купца и денег, которые сосредоточивает в своих руках буржуазия и за которые все можно купить. Правда, у разбогатевших мещан нет знатных предков и наследственных сельских поместий, зато у них есть надежнейший фундамент для основания нового рода — деньги. Некий богатый купец отвечает заносчивому эсквайру, который кичился перед ним своим джентльменством: «Но я могу купить джентльмена» Defoe D. The complete English gentleman. London, 1890, p. 257. Далее цит. то же издание «Образцового джентельмена»..

Отец Робинзона убеждает его расстаться с мечтой о мореплавании и спокойно приумножать свой достаток в среднем сословии, которое «лучше всякого другого на свете и более всего для счастья приспособлено, ибо человека не гнетут нужда и лишения, тяжкий труд и страдания, выпадающие на долю низших классов, и не сбивает с толку роскошь, честолюбие, чванство и зависть высших классов... Стоит только понаблюдать, уверял меня отец, и я пойму, что все жизненные невзгоды распределены между высшими и низшими классами и что реже всего их терпят люди умеренного достатка, не подверженные стольким превратностям судьбы... даже от недугов, телесных или душевных, они защищены больше, чем те, у кого болезни порождаются либо пороками, роскошью и всякого рода излишествами, либо изнурительным трудом, нуждой, скудной и дурной пищей... Среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету всех добродетелей и радостей бытия; мир и довольство — слуги его; умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие духа, общительность, всевозможные приятные развлечения, всевозможные удовольствия — его благословенные спутники. Человек среднего достатка проходит свой жизненный путь тихо и безмятежно... не страдая от зависти, не сгорая втайне огнем честолюбия» (с. 6-7).

Восхваляя жизнь в среднем сословии, Дефо тем не менее метил выше, и мысль о продвижении в обществе можно вычитать у него если не в явном виде, то между строк. Об отношении Дефо к потомственному дворянству и его образцам лучше всего свидетельствует его последнее крупное сочинение «Образцовый английский джентльмен», написанное в 1728-1729 гг. и опубликованное лишь после смерти писателя. Дефо собирался издать книгу (как он обычно поступал) анонимно, намекнув в предисловии, что джентльмен по рождению обращается здесь к людям своего круга (с. 20-21).

Книга эта необычайно любопытна не только для тех, кого интересуют изменения нравов и взаимопроникновение мещанских и дворянских образцов, но и для историка педагогики (ибо здесь много говорится о программе обучения и о воспитании), а также для тех, кого интересует образ жизни английского дворянства. Пользуясь наряду с другими источниками именно этой книгой, Маколей воссоздавал жизнь английского джентри [Джентри — среднее и мелкое дворянство в Англии]. В литературном отношении книга Дефо оставляет желать лучшего (ее портят частые повторения), но в ней много точных наблюдений, здравого смысла и юмора.

Джентри в Англии делится здесь на две категории, отношение к которым автора неодинаково. Первая — это старшие сыновья в семье, то есть, согласно английскому праву о наследовании, наследники родовых поместий; вторая — младшие сыновья. Дефо критикует сыновей-наследников, солидаризируясь с их младшими братьями постольку, поскольку тем чужда родовая спесь — обычная черта первородных отпрысков. Дефо не терпит мании величия, основанной на вере в чистоту дворянской или (о чем речь пойдет ниже) национальной крови. В его книге сохраняется различение между джентльменами по рождению и джентльменами по воспитанию; автор нападает на первых и желал бы принадлежать ко вторым, ибо они-то и есть настоящие джентльмены (см., напр., с. 48-49).

Кто такой джентльмен по рождению? Согласно воззрениям, которые автор считал в его время господствующими, это — « лицо, родившееся (ибо в этом-то и мыслится самая суть благородства) в известной или старинной семье, предки которой хотя бы на какое-то время возвысились над классом людей труда (theclassofmechanics)» (с. 13). Вопреки некоторым интерпретациям этот «classofmechanics», или, как Дефо называет его в других местах, «thecommonmechaniclabouringclass», вовсе не обязательно класс людей физического труда; скорее это все те, кто живет на заработок . К этому классу принадлежит, разумеется, и купец, и учитель, а в одном из диалогов, включенных в книгу, запальчивый сын-наследник, вопреки мнению младшего брата, хочет причислить к нему и священников, и даже высших офицеров, поскольку те получают жалованье . «Церковный амвон — твоя лавочка, — говорит первородный сын приходскому священнику, — а твое облачение — твой фартук» (с. 46 и след.).