Мария Оссовская - Рыцарь и буржуа

Все цитировавшиеся выше высказывания должны побудить читателя полностью согласиться с выводами, содержащимися в последней главе. За последние годы, утверждает здесь автор, особенно много людей разбогатело в Англии торговлей, войной, мореплаванием, службой в суде и т.д. Их нельзя называть джентльменами в первом поколении, хотя бы даже они имели свой выезд и носили шпагу (право ношения которой, добавляет Дефо, должно быть ограничено законом). От них еще слишком отдает их прежним занятием. В их речи чувствуются прежние привычки. Они неспособны излечиться от золотой лихорадки, охотясь за деньгами правдами и неправдами, подобно тому как старый вор не может не красть, а старая распутница — не сводничать. Похвальба своим богатством, вызывающее поведение, невоспитанность на каждом шагу выдают их происхождение (с. 257-258).

«Не принимая, следовательно, в расчет основателя дома, я, однако, должен открыть двери перед его лучше воспитанным сыном. Второе поколение — совсем другое дело.

Называй его, как тебе будет угодно, если ты имеешь в виду текущую в его жилах кровь, и пусть его род будет сколь угодно недавним и скромным. Но если его рано отдали в школу, если он имеет способности и усовершенствовал их учением, путешествиями, чтением и беседами, а главное, если он обладает скромными, учтивыми манерами джентльмена, то, как бы ты ни презирал его, он будет джентльменом наперекор всему, и притом благодаря не одним лишь деньгам и отнюдь не благодаря отцу и семье, но благодаря тем качествам, которые составляют лучший Фундамент при основании рода: личным достоинствам, общему образованию, советам, которые он получал постоянно и вовремя, самообладанию, скромному нраву, который воспитывался в нем с детства, нраву, податливому к самым лучшим влияниям и послушному внушаемым ему правилам и законам...

Вот за какие достоинства наследники и сыновья «разбогатевших мужланов», или как ты их там называешь, становятся джентльменами, и в качестве таковых их принимают без колебания в лучших британских семьях, а самые древние роды без оговорок вступают с ними в брачный союз и не считают, будто бы погрешили тем самым против чистоты своей крови» (с. 258-259).

Итак, наш автор не только требует, чтобы сыновьям нуворишей, приобретшим благодаря деньгам светский лоск, был обеспечен доступ в лучшее общество, но и утверждает в цитировавшейся книге (и не только в ней), что так оно в Англии обычно и происходит. В Англии, писал он в «Чистокровном англичанине», необязательно происходить из древнего рода: бесцеремонность и деньги делают человека пэром. «В Америке, — пишут два современных исследователя английского среднего класса, — деньги определяют социальное положение человека; в Англии, по крайней мере до недавнего времени, приходилось ждать, ибо деньги определяли лишь социальное положение детей» Lewis R - Maude A. The English middle class. London, 1950, p.

Джентльмены, недавно ставшие таковыми, оказываются у Дефо лучшими джентльменами, чем джентльмены потомственные. Автор рассказывает о богатом купце, который с самого начала создал для своего старшего сына условия лучше тех, какие имели младшие сыновья (любопытное подражание помещичьим майоратам). Он послал его в Итон, а затем в университет, тогда как остальных сыновей сделал помощниками в своем деле. Первородному он купил имение. Тот устроил его великолепно, по лучшим господским образцам. Лошади ухожены; те, что служат для выезда, для прогулок верхом и для охоты, размещены по особым конюшням. Все у него со вкусом и чувством меры. Ни в чем он не уступал дворянину-наследнику, даже в спорте разбирался не хуже, а вдобавок превосходил соседей образованностью и хорошими манерами, прекрасным ведением хозяйства и тем, что платил своим людям вовремя. Он стал примером для всей округи (с. 270 и след.).

Условия, которые Дефо ставит своему джентльмену, не всегда звучат одинаково. Свежеиспеченным джентльменам необходимо какое-то время для утверждения в новом качестве (с. 268). Кроме того, настойчиво повторяется требование образованности, воспитанности, личных достоинств, подкрепленных добытым без скандала богатством, а также поместьем, купленным на добытые деньги. Последнее условие иногда отсутствует, и книга кончается даже признанием одного бедного молодого человека джентльменом исключительно за его личные качества . Отец дал ему воспитание прежде, чем обанкротился, и сын обладает такими манерами и настолько располагает к себе, что женщины из хороших семей о нем лучшего мнения. Он приглянулся некой богатой леди — владелице собственного поместья. Мы закрываем книгу в убеждении, что еще один удачный мезальянс не за горами (с. 278).

«Человек — это его манеры», — замечает Дефо (с. 242), повторяя свои собственные слова из «Чистокровного англичанина». По мнению Ю. Халасиньского, польская интеллигенция особо подчеркивала роль хороших манер потому, что пополнялась она из рядов обедневшей шляхты, которая только так и могла отграничить себя от низших слоев. «Чем более шаткими становились материальные основы существования высших слоев, чем больше ослабевало их нравственное влияние, тем больше для них самих, для собственного их самочувствия значило их личное «искусство жить», хорошее воспитание» Cha#322;asi#324;skiJ. Spo#322;eczna genealogia inteligencji polskiej. Warszawa, 1946, s. 384

Справедливость этого наблюдения не вызывает сомнений. Вежливость, как писал еще Монтескье, проистекает из желания выделиться. «Мы учтивы из чванства: нам льстит сознание, что самые приемы нашего обращения доказывают, что мы не принадлежим к низшим слоям общества и никогда не знались с этой породой людей» («О духе законов», 4, II). Но подчеркивание роли хорошего воспитания может использоваться и против будто бы прирожденного превосходства дворянства — именно так поступает Дефо. Изображенный Халасиньским польский интеллигент защищается своими манерами от деклассации, ибо манеры нельзя приобрести сразу. Дефо требует признать воспитанность качеством первостепенным, ибо ей все-таки можно научиться — если не в этом, то в следующем поколении. Он с удовольствием цитирует Карла I, который будто бы сказал: «Я могу посвятить человека в рыцари, но не могу сделать его джентльменом», — явно имея в виду, что личных достоинств приобрести сразу нельзя. Манеры, следовательно, служат как защите, так и завоеванию положения в обществе. Культивирование дворянских традиций в мещанском этосе может быть с одинаковой вероятностью следствием как страха перед социальной деградацией, так и стремления подняться выше.

Впрочем, и в Польше, и в Англии имелись причины, по которым дворянство тоже должно было подчеркивать роль хороших манер. В Англии, как известно, происходило постоянное «перетекание» из мещанства в дворянство, и наоборот, в частности, из-за института майоратов и деклассации младших дворянских детей. В Польше, как заметил уже Т. Бой-Желеньский в предисловии к переводу «Мещанина во дворянстве» Мольера, границы шляхетского сословия были настолько неопределенны, что необходимо было подчеркивать манеру вести себя в качестве отличительного признака шляхтича.