Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

Однако венценосный «освободитель» все еще не был удовлетворен. Его прежний опыт во Франции давал ему достаточно оснований прийти к выводу, что, при надлежащем руководстве, голосование народа представляет собой наилучшее в мире средство, с помощью которого можно установить деспотизм на прочной и благопристойной основе. Поэтому от сардинского короля потребовали воздействовать на ход голосования народа в восставших провинциях таким образом, чтобы создалось впечатление, будто власть государей в этих провинциях восстановлена волей народа. Разумеется, Виктор-Эммануил не хотел и слышать о требовании, исполнение которого наверняка погубило бы навсегда будущее итальянской свободы и превратило бы возгласы «evviva!» {«да здравствует!». Ред.} в общий вопль проклятий по всему полуострову. Как говорят, Виктор-Эммануил такими словами ответил французскому искусителю графу де Резе:

«Милостивый государь, я прежде всего итальянский государь. Не забывайте этого обстоятельства. Интересы Италии имеют для меня больше значения, нежели интересы Европы, на которые вам угодно было намекать. Я не могу поддержать авторитетом своего имени восстановление низложенных правителей, я этого не сделаю. Я уже и так был чрезмерно снисходителен, когда предоставил события их собственному ходу».

Говорят даже, что рыцарственный король прибавил еще следующие слова:

«Если будет принято решение относительно вооруженного вмешательства, вам еще придется обо мне услышать. Что же касается конфедерации, то мои интересы и честь одинаково заставляют меня противиться ей, и потому я буду бороться против нее до конца».

Вскоре после того, как этот ответ был передан в Париж, появилась знаменитая статья Гранье де Кассаньяка о неблагодарности итальянцев [309], содержащая зловещий намек на то, что если могущественная рука покровителя отстранится, то австрийский орел вскоре водворится на фасаде королевского дворца в Турине. Виктора-Эммануила тотчас же уведомили, что получение им Пиаченцы будет поставлено в зависимость от его хорошего поведения и что степень влияния итальянских государей в предполагаемой конфедерации все еще является предметом обсуждения. Окончательный удар был ему нанесен обсуждением вопроса о национальной принадлежности жителей Савойи; при этом дано было понять, что если Бонапарт помог Виктору-Эммануилу освободить Италию от ига Австрии, то последний едва ли сможет отказаться освободить Савойю от ига Сардинии. Эти угрозы скоро приняли осязаемую форму в виде волнения, начавшегося вдруг по сигналу из Парижа в феодальных и католических кругах Савойи.

«Савойяры», — восклицала одна парижская газета, — «устали тратить свои деньги и проливать кровь своих сынов за дело Италии».

Для Виктора-Эммануила это был сильный argumentum ad hominem {156} , и если он непосредственно не принял на себя поставленную перед ним задачу, то есть некоторое основание опасаться, что он по крайней мере обещал подготовить путь для вооруженного вмешательства Франции. Если можно верить сообщению, содержащемуся в телеграмме из Пармы от 9 августа и гласящему, что «пьемонтцы были изгнаны из города и провозглашена красная республика, а обладатели собственности и друзья порядка спасаются бегством», то оно весьма знаменательно для будущего. Как бы то ни было, содержит ли оно правду или ложь, это сообщение вполне может явиться для «спасителя порядка и собственности» сигналом к вмешательству, к отправке его зуавов против «неисправимых анархистов)» и к расчистке пути для возвращения государей. Один из них, сын великого герцога Тосканы, отрекшегося в его пользу {Леопольд II и Фердинанд IV. Ред.} , уже встретил «сердечный прием» в Тюильри. А французские войска, направлявшиеся домой, получили приказ остаться в Италии, и таким образом препятствия на пути к успешным переговорам в Цюрихе скоро исчезнут.

Написано К. Марксом в середине августа 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5725, 29 августа 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Лондон. Забастовка строительных рабочих, или точнее говоря lock-out {локаут. Ред.} , объявленный предпринимателями, продолжается [310], к непохоже на то, чтобы враждующие стороны сколько-нибудь существенно изменили свою позицию. Во вторник состоялось совещание делегатов от рабочих, на котором присутствовали также уполномоченные других профессий; на совещании было единогласно решено не наниматься на работу ни к одному хозяину, требующему обещания не вступать в «общество». Одновременно в таверне «Свободный каменщик» состоялось собрание «объединенных» предпринимателей, на которое не был допущен ни один корреспондент. Как стало впоследствии известно, эти боящиеся гласности господа после бурного совещания договорились, что ни один из членов ассоциации не должен открывать своего предприятия до тех пор, пока строительные рабочие официально не откажутся от своего «общества» и пока «рабочие г-на Троллопа не прекратят своей забастовки». Последний пункт вскоре должен быть улажен, так как недавно г-н Троллоп вступил в переговоры с рабочими и самым серьезным образом уверял, что обвинения, выдвинутые против него (увольнение рабочего, вручившего ему петицию о девятичасовом рабочем дне и т. п.), основаны на недоразумении. Что же касается другого из условий, то «локаутированные» ни в коем случае не согласятся на него, если только к этому их не вынудит крайняя нужда. Они чувствуют, что для них отказ от «общества», отказ от любой организации означал бы превращение в подлинных крепостных капиталистов и привел бы к утрате той небольшой доли независимости, которой располагает еще современный пролетарий. Беспощадная непреклонность хозяев, которые притязают на такую власть над своими «рабочими руками», какую имеют над своими рабами американские плантаторы, вызвала осуждение даже со стороны некоторой части буржуазных журналистов. Мы, разумеется, не имеем никакого основания быть недовольными предпринимателями: пусть они делают все, что в их силах, для углубления и без того достаточно глубокой пропасти между трудом и капиталом и для усиления концентрированной, сознательной классовой ненависти, которая является вернейшим залогом социального переворота.

В Лондоне в целом имеется более 1000 строительных предприятий. Из них закрыто только 88, по зато самых крупных. Число lock-outs (уволенных рабочих) достигает 19000—20000, а не 40000, как утверждали вначале. Щедрые денежные пожертвования поступают в «общество» со всех концов страны, но до сего времени рабочие, сидящие без хлеба, отказывались принимать поддержку. Слава смелым! Разве буржуа, руководимые своими классовыми интересами, способны на подобное самопожертвование?