Владислав Татаркевич - История философии. Античная и средневековая философия

Второй эпиграф взят из «Мыслей» Паскаля. Он звучит следующим образом: «Поскольку нельзя быть универсальным и знать все, что уже известно обо всем, то необходимо знать обо всем понемногу. Намного более прекрасным является такое знание обо всем понемногу, нежели исчерпывающее знание об одном предмете». Цитата Паскаля обосновывает начинания историка философии не меньше, хотя и несколько иначе, чем приведенная выше цитата из Канта. Она объясняет, почему некоторые истории философии — и среди них и данная история — описывают многочисленные и такие разнообразные философские направления, течения и позиции. И даже если бы среди многих направлений, течений и философских позиций были и менее совершенные, менее гениально задуманные, менее влиятельные, то, однако, одно количество и разнообразие демонстрируют уже, на что в области наиболее общих проблем способен человеческий разум и сколько существует возможных решений этих проблем.

Несколько далее Паскаль пишет: «Пускай никто не говорит, что он не сказал ничего нового: расположение материала — это уже новое. Когда мы играем в мяч, то оба игрока играют одним и тем же мячом, но один из них играет лучше». Эта цитата вновь подчеркивает мысль о том, что деятельность историка философии не носит пассивного характера, что он не только выделяет и переписывает идеи философов прошлого, — он делает значительно больше. Более того, «расположение материала» является его собственным, а это уже немало.

Третий эпиграф взят у Декарта. Среди «Правил для руководства ума», которые он составил, пятое правило гласит: «Весь метод основывается на порядке и расположении того, на что необходимо обратить внимание, чтобы открыть какую-либо истину». Это означает, что только метод «расположения», членения, разделения сложных и неясных проблем позволяет их сделать простыми и ясными. Декарт имел в виду работу математика или естественника; однако это также касается и работы историка. Читатель заметит без труда, что автор этой истории философии пользовался этим методом.

Автор этой книги пользуется, очевидно, той традицией, которая позволяет в предисловии обратиться к читателю с пояснениями, которые носят более специфический характер, нежели те, которые имеют место, собственно, в самой книге. Однако пояснения, написанные после завершения настоящей работы, пусть будут опубликованы в качестве послесловия, а не как предисловие. Это позволяет автору предположить, что книга уже известна читателю, и освобождает автора от обязанности объяснять, как ее надо понимать. Достаточно объяснить, почему он понял ее так, а не иначе.

Во-первых, почему свою «Историю философии» он представил как историю философов, а не философских проблем? Он сделал это, несмотря на убеждение, что история философских проблем является наиболее совершенным видом историографии, которая дает возможность для самостоятельной работы историка, в то время как метод, который мною применен, не может избежать краткого изложения взглядов и описания того, что философы прошлого сами написали. В любом случае, высший тип философского жизнеописания может основываться только на основании того вида, который дает ему фактический материал. В польской литературе мы не имеем работы, которая бы содержала такой материал. В целом, необходимо было более высокую задачу признать недостижимой и заняться относительно простым делом. Не имея возможности полностью изложить историю философских проблем, автор стремился, как правило, описать их, и после описания философских доктрин каждого периода он дал краткое изложение основных философских проблем и понятий. Дало ли это соединение двух типов изложения — обширная история философов и краткая история философских проблем — целостное представление, — об этом судить читателю.

Почему, вовторых, эта «История» содержит только европейскую философию? Потому, что это работа только одного автора, а он один не в силах научно изложить историю философии всех стран и народов. История неевропейской философии стала совершенно другой научной специальностью. Рассмотрение же европейской философии может быть понято без обращения к философии других материков мира. Эта книга должна, собственно говоря, называться «Историей европейской философии», но среди европейских историков философии повелось историю собственной философии называть «историей философии», и автор использовал это несовершенное, но удобное сокращение.

Почему в этой книге одни выдающиеся мыслители оказались выдвинутыми на первый план, а другие интерпретировались только походя? Такой метод трактовки несправедлив, и автор это осознает. Однако он выбрал его, чтобы в огромный материал, который содержит история европейской философии, привнести определенную прозрачность, отчетливо представить наиболее выдающихся людей и наиболее значимые идеи.

Почему книга разбита на множество небольших разделов, почему автор педантично описывал каждого мыслителя, выделяя его «жизнь», его произведения, его «предшественников», «генезис», различные области его «взглядов», его «последователей» и «оппозицию» против него? По той же причине: чтобы привнести прозрачность в огромный материал. Это делалось с мыслью о том, что книга для одних читателей послужит просто занимательным чтением, а другим может стать полезной в процессе обучения. При такой ее структуре изучать материал, на наш взгляд, легче. Читателя, надеемся, привлечет и то обстоятельство, что в литературе, которой мы пользовались, представлены различного рода разработки по истории философии. Среди них «учебники», «очерки» и достаточно полные разработки, книги, по которым студент может готовиться к экзаменам, книги, наконец, которые специалист имеет под рукой для своей исследовательской работы, есть и такие книги, используя которые, любитель, не посвящая себя специально философии, достаточно легко и с пользой может получить интересующую его информацию об истории философии.

Польская литература находится не в столь благоприятном положении: существует немало монографий и введений, но недостает совокупного, целостного описания. Причем, многие работы начаты, но не завершены. Кроме того, предыдущее поколение философов переводило их с иностранных языков; однако в последнее время переводов мало, а те, которые сделаны, выбраны неудачно. Принимая все это во внимание, автор, хотя и помнил пословицу «Нельзя объять необъятное», стремился написать универсальную книгу и для чтения, и для учебы. Ему виделась такая книга, которая в равной степени могла бы быть как университетским учебником по специальности «философия», так и возможным «Курсом лекций» для не философов, а также могла бы пригодиться и для кандидатского экзамена по «Основным проблемам философии». Для этой цели избранная форма изложения с членением материала на небольшие разделы кажется особенно полезной; преподаватель пояснит своим слушателям, какие разделы, по его мнению, можно и должно опустить, а какие изучить более подробно.