Карл Маркс - Собрание сочинений, том 9

Таким образом, даже с точки зрения представителей современной английской политической экономии, правом на землю своей родной страны обладают только ирландские арендаторы и сельскохозяйственные рабочие, но отнюдь не английские узурпаторы-лендлорды, и «Times», выступая против требований ирландского народа, вступает в прямое противоречие с британской буржуазной наукой.

Написано К. Марксом 28 июня 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3816, 11 июля 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке полностью публикуется впервые

Лондон, пятница, 1 июля 1853 г.

Начиная с 1815 г. великие европейские державы больше всего на свете боялись нарушения status quo {существующего порядка, существующего положения. Ред.} . Но всякая война между какими-либо двумя из этих держав чревата ниспровержением status quo. В этом кроется причина того, почему к захватам России на Востоке относились терпимо и почему от нее никогда не требовалось взамен ничего иного, кроме какого-либо, хотя бы и абсурдного, предлога, который давал бы западным державам возможность остаться нейтральными и избавлял бы их от необходимости препятствовать русской агрессии. Россию все время хвалили за терпеливость и великодушие, проявляемые ее «августейшим повелителем», который не только милостиво соглашался прикрывать неприкрытое постыдное раболепие западных кабинетов, но и имел великодушие поглощать Турцию не всю сразу, а по частям. Таким образом, русская дипломатия опиралась на трусость государственных деятелей Запада, и ее дипломатическое искусство постепенно стало настолько шаблонным, что историю нынешних переговоров можно почти буквально проследить в анналах прошлого.

Беспочвенность новых предлогов России стала очевидной после того, как султан {Абдул-Меджид. Ред.} в своем последнем фирмане на имя константинопольского патриарха сделал во всем, что касается религии, даже большие уступки, чем того требовал сам царь. Но, может быть, «умиротворение Греции» [151]является серьезным предлогом для вмешательства? Когда в свое время г-н де Виллель, желая рассеять опасения султана {Махмуда II. Ред.} и дать доказательство добрых намерений великих держав, предложил, чтобы «союзники прежде всего заключили договор, согласно которому Оттоманской империи гарантируется ее status quo», этому предложению самым решительным образом воспротивился русский посол в Париже {Поццо-ди-Борго. Ред.} . Он заявил, что

«Россия, проявляя великодушие в своих отношениях с Портой и безграничное уважение к желаниям своих союзников, тем не менее вынуждена сохранить исключительно за собой право улаживать свои собственные разногласия с Диваном; общая гарантия в отношении Оттоманской империи, не говоря уже о необычности и неожиданности такого акта, задела бы чувства его повелителя, равно как и приобретенные Россией права и те принципы, на которых последние покоятся» [152].

В настоящий момент Россия требует, чтобы ей разрешили оккупировать Дунайские княжества, отказывая Турции в праве рассматривать этот шаг как casus belli {повод к войне. Ред.} .

В 1827 г. Россия требовала, чтобы ей разрешили «оккупировать Молдавию и Валахию от имени трех держав».

В своем манифесте от 2 апреля 1828 г. об объявлении войны русский император заявлял следующее:

«Мои союзники найдут во мне всегдашнюю готовность идти с ними нога в ногу в отношении выполнения Лондонского договора [153]и горячее стремление помочь им в той работе, которую наша религия и чувства, священные для всего человечества, делают предметом нашей заботливости; они найдут во мне всегдашнюю готовность использовать свое положение исключительно для того, чтобы ускорить выполнение договора от 6 июля».

В русском манифесте 1 октября 1829 г. провозглашалось, что; «Россия неизменно отклоняла от себя всякую мысль о завоеваниях, всякое стремление к расширению». И в то же время русский посол в Париже писал графу Нессельроде:

«Когда императорский кабинет обсуждал вопрос о том, настал ли момент поднять оружие против Порты, у некоторых, быть может, возникли сомнения относительно настоятельной необходимости этого шага, а именно у тех, кто недостаточно подумал о последствиях кровожадные реформ, которые только что с таким ужасным насилием проведены в жизнь главой Оттоманской империи.

Турецкая система была исследована императором, и его величество нашел, что она обнаруживает зачатки физической и моральной организации, которой она прежде не обладала. Если султан оказался в состоянии противопоставить нам более решительное и лучше организованное сопротивление уже сейчас, когда он едва только успел подготовить основы для своих новых планов реформ и улучшений, то насколько он был бы страшнее для нас, если бы имел время упрочить их. Раз уж создалось такое положение, мы должны почитать себя счастливыми, что успели перейти в наступление, прежде чем опасность возросла. Ибо всякая отсрочка могла бы лишь ухудшить наше положение и создать нам еще большие затруднения, чем те, с которыми мы встретились».

В настоящий момент Россия намеревается сначала предпринять агрессивный шаг, а затем уж разговаривать об этом. В 1829 г. князь Ливен писал графу Нессельроде:

«Мы ограничимся только общими местами, ибо всякое подробное сообщение о столь щекотливом предмете могло бы вызвать действительную опасность. Если мы когда-либо станем обсуждать вместе с нашими союзниками статьи договора с Портой, мы удовлетворим их лишь тогда, когда они возомнят, что заставили нас понести непоправимые жертвы. Мир должен быть подписан только в нашем собственном лагере, и Европа должна узнать о его условиях лишь после того, как он будет заключен. Протестовать тогда уже будет поздно, и Европа терпеливо подчинится тому, чему она уже не в состоянии будет помешать».

В настоящий момент Россия в течение нескольких месяцев под всевозможными предлогами откладывала энергичные действия, чтобы сохранить то положение вещей, которое, не будучи ни войной, ни миром, было для России приемлемым, для Турции же — гибельным. Точно таким же образом действовала Россия и в то время, о котором мы говорили выше, Поццо-ди-Борго так высказывался по этому поводу:

«Наша политика направлена к тому, чтобы в течение ближайших четырех месяцев ничего не произошло, и я надеюсь, что нам это удастся, ибо люди, вообще говоря, предпочитают выжидать. Но пятый месяц должен быть богат событиями».

После того как царь осыпал турецкое правительство величайшими оскорблениями я несмотря на то, что в данный момент он угрожает силой вырвать у него самые унизительные уступки, он тем не менее громко афиширует свою «дружбу к султану Абдул-Меджиду» и свои заботы о «сохранении Турецкой империи». Он сваливает на султана «ответственность» за то, что последний сопротивляется его «справедливым требованиям», за то, что он непрерывно «оскорбляет его дружбу и его чувства», отвергает его «ноты» и отклоняет его «покровительство».