Карл Маркс - Собрание сочинений, том 9

Нас уверяют, что как весь мир вообще, так, в частности, и Ирландия становится сущим раем для трудящихся в результате голода и массового выезда населения. Если заработная плата в Ирландии действительно столь высока, почему же тогда ирландские трудящиеся массами перебираются в Англию для постоянного поселения по эту сторону «пруда» [214], в то время как раньше они каждый раз возвращались обратно после окончания полевых работ? Если социальные условия, в которых живет ирландский народ, настолько улучшились, чем же в таком случае объясняется столь страшный рост среди него психических заболеваний, начиная с 1847 и в особенности с 1851 года? Взгляните на нижеследующие данные, взятые из «Шестого отчета окружных уголовных и частных домов для умалишенных в Ирландии»:

И это та самая страна, в которой знаменитый Свифт, основатель первого в Ирландии дома для умалишенных [215], сомневался, удастся ли найти всего-навсего 90 сумасшедших!

Чартистская агитация, возобновленная Эрнестом Джонсом, энергично развивается; 30-го текущего месяца состоится огромный митинг лондонских чартистов на открытом воздухе на Кеннингтон-коммон, как раз в том месте, где происходило знаменитое собрание 10 апреля 1848 года [216].

Г-н Коббет взял обратно свой билль о рабочем дне на фабриках, дав понять, что он намерен вновь внести его в начале следующей сессии.

Что же касается перспектив для английских финансов и для Англии в целом, то «Manchester Guardian» в передовой статье от 27-го настоящего месяца, полностью подтверждает мои предварительные предположения, высказываясь следующим образом:

«Редко, можно сказать, когда-либо наша коммерческая атмосфера была столь насыщена элементами неуверенности, способными возбудить беспокойство. Мы умышленно употребляем этот мягкий термин. В любой период до отмены хлебных законов и до общего Принятия политики свободы торговли мы употребили бы более сильное выражение — серьезной тревоги. Указанными элементами являются, во-первых, предполагаемый неурожай, во-вторых, отлив золота из подвалов банка и, в-третьих, большая вероятность войны».

Последняя из конституций 1848 г. уничтожена ныне в результате coup d'etat, совершенного датским королем. Стране дарована конституция в русском духе, и в силу отмены Lex Regia Дания обречена на то, чтобы стать русской провинцией [217]. В одной из своих ближайших статей я охарактеризую положение дел в этой стране.

«Наша политика направлена к тому, чтобы в течение ближайших четырех месяцев ничего не произошло, и я надеюсь, что нам это удастся, ибо люди, вообще говоря, предпочитают выжидать. Но пятый месяц должен быть богат событиями».

Так писал 28 ноября 1828 г. граф Поццо-ди-Борго графу Нессельроде, и граф Нессельроде действует теперь согласно этому же правилу. Дополнив военный захват Дунайских княжеств захватом их гражданского управления, посылая одну войсковую часть за другой в Бессарабию и в Крым, Россия в то же самое время намекнула Австрии, что ее посредничество, может быть, будет принято, а Бонапарту дала понять, что его предложения, возможно, найдут благоприятный прием у царя. Министрам в Париже и Лондоне нарисовали приятную перспективу: Николай, наконец, милостиво соизволит принять их извинения. Дворы Европы, подобно султаншам, с замиранием сердца ждали, кому из них бросит платок великодушный повелитель всех правоверных. Продержав их таким образом в состоянии такого напряженного ожидания ряд недель или даже месяцев, Николай вдруг объявил, что ни Англия, ни Франция, ни Австрия, ни Пруссия не должны вмешиваться в его конфликт с Турцией и что переговоры с ней может вести только он один. Очевидно, он именно для того и отозвал свое посольство из Константинополя, чтобы облегчить эти самые переговоры с Турцией. Но в то время как, с одной стороны, он объявляет, что державы не должны вмешиваться в дела России, с другой стороны, представители Франции, Англии, Австрии и Пруссии, как мы узнаем, убивают время на совещании в Вене, вынашивая проекты разрешения восточного вопроса, причем ни турецкий, ни русский посол не принимают участия в этих смехотворных переговорах. 8 июля султан назначил министерство из сторонников войны, чтобы избавиться от состояния вооруженного перемирия, но лорд Редклифф заставил его в тот же вечер дать этому кабинету отставку. Это настолько лишило султана присутствия духа, что он намерен послать в С.-Петербург австрийского курьера, чтобы запросить царя, не возобновит ли он прямые переговоры. От возвращения этого курьера и ответа, который он привезет, будет зависеть поездка в С.-Петербург самого Решид-паши. Из С.-Петербурга он должен будет послать в Константинополь проект новых нот; эти новые ноты пойдут затем обратно в С.-Петербург, и ничего не будет решено до того, как последний ответ вновь вернется из С.-Петербурга в Константинополь. А тем временем наступит пятый месяц, и никакой флот не сможет войти в Черное море. Царь тогда преспокойно перезимует в Дунайских княжествах, где он оплачивает свои расходы теми же обязательствами, которые и по сей день еще циркулируют здесь со времени его прежних оккупации, начиная с 1820 года.

Известно, что сербский министр Гарашанин был отстранен от своего поста по настоянию России. Ободренная этой первой победой, Россия настаивает теперь на отставке всех антирусски настроенных офицеров. Эту меру предполагается распространить также на царствующего князя Александра, чтобы заменить его князем Михаилом Обреновичем, послушным орудием России и русских интересов. Стремясь избежать этого бедствия, а отчасти действуя так под влиянием Австрии, князь Александр пошел против султана и объявил, что желает сохранять строгий нейтралитет. Русские интриги в Сербии следующим образом изображаются в парижской газете «Presse»:

«Всем известно, что русское консульство в Оршове — захудалом селении, в котором не проживает ни одного русского подданного и которое расположено в самой гуще сербского населения, — влачит весьма жалкое существование, но все же является в настоящее время очагом московитской пропаганды. Судебным расследованием установлено, что Россия причастна как к Браиловскому делу 1840 г., так и к делу Иоанна Лутцо 1850 г., равно как и к недавнему делу об аресте четырнадцати русских офицеров, послужившему причиной отставки министерства Гарашанина. Точно так же известно, что князь Меншиков во время своего пребывания в Константинополе вел через своих агентов подобного же рода интриги в Бруссе и Смирне, равно как и в Салониках, Албании и Греции».

Нет более примечательной черты в русской политике, чем это традиционное постоянство не только в целях, но и в способах их достижения. В теперешнем восточном вопросе нет ни одного осложнения, ни одних переговоров, ни одной официальной ноты, которые не носили бы на себе печать повторения уже известных страниц истории.