Василий Розанов - В темных религиозных лучах. Купол храма

Опять проходит ούραν’истическое веяние. В. Р-в.

Значит, не просто «жила на побегушках», а влияла на людей такой каменной организации, таких громадных сил . Где не возьмет сильное, там возьмет милое . См. и у Достоевского — старец Зосима и «милый отрок» Алеша: верно подмеченная черта монастыря, монашества, где всегда ютится одно возле другого 60-летнее и 16-летнее. Ничего тут худого нет: но я настаиваю, что это ούραν’изм в его ранней фазе, зародышевом состоянии, в каковом и вообще он не имеет «ничего худого», сказываясь поэзией, нежностью, скрепляя людей, согревая и осчастливливая их. Но это — земля, почва России или Эллады, и тут ни «любовь к ближнему», ни Христос не играют никакой роли. Между тем из монастырей, и именно из поэтичной и лучшей их части, люди разбежались бы с ужасом, отвращением и скукою, отними из них этот ούραν’изм. Так-то там, где не подпирают бревна, подпирает тонкая тростинка. Добавим и обратим внимание, что страх самим остаться без отроков и отроковиц был так велик у всех Святых (обычно старцев и стариц), что между ними не нашлось ни одного , кто дал бы этот простейший и ужасный по жестокости совет : во избежание «греха» разделить в разные монастыри старцев и отроков , устроить монастыри по возрастам , а не по одному полу. И до сих пор правительство церковное знает официально об «известном пороке», но оно не решается прибегнуть к этой легкой мере разделения . Таким образом, увы, — не столько «Небо греет землю», сколько «земля греет Небо», и только нужно постигнуть это глубоко и нежно, без пошлости и анекдота, постигнуть сердцем, в быту … вот как монахи постигают это в сокровениях сердца, в помышлениях умственных, чтобы сказать если и не «осанна!», то просто и житейски: «что же, холодно — будем греться около огонька, какой есть ». Впрочем, моя собственная мысль простирается в более положительную сторону. В ούραν’изме есть и анекдот, сало. Его я всемерно отрицаю и не имею на него взгляда иного, чем мир, гнушающийся этим. Но есть тут и тайна , глубокая, какую не начала даже разгадывать наука. На фундаменте ούραν’изма вырастает такая глубина и чистота, «духовность» отношений и связи, кажется не всегда переходящей в физическую, или и перейдя — сохраняющей свою духовность и высший идеализм, что слово осуждения решительно бессилеет при виде конкретных примеров, и разорвать эти связи так же нельзя решиться, как зарезать живого человека или разъединить невинных жениха и невесту, «запретить любить» Ромео и Юлии. Отвлеченно и издали — осуждаем, а взглянув и вблизи — сочувствуем, как всему стягивающему людей в ком горячей и живой земли, питающей все доброе и ничего худого, родящей таланты и искусство, рождающей музыку и вдохновение, и, кто знает, даже не молитвы ли? По крайней мере, трое русских, положивших большой камень в движение Православия за вторую половину XIX века, авторитет коих в духовной литературе, в духовных сферах — непререкаем и отчасти народен (воспринят народом), — страдали этим недостатком или наслаждались этим счастьем, и все трое — по Апокалипсису — остались «не оскверненными женщиною» ( врожденная аномалия пола). Аномалия эта потому только и осуждается, что неизвестны имена: откройся они — и все воскликнут: « Этих невозможно осудить!» Но, как это они считали в себе тайною — то и я не стану открывать имен их. Замечу только, что один из них есть великий деятель церковного пения, другой всю жизнь собирал мельчайшие подробности о жизни святых и вообще подвижников церкви, третий был гениальным защитником византийских церковных начал, устоев, духа. Все трое выше всего ставили монастырь и неудержимо влеклись к нему. Все трое были страстными уранистами, у двух (††) с переходом в физические связи. Имена эти всей России известны, всеобще чтимы. В. Р-в.

Ужасно! Просто дрожит сердце! «Доченька, иди в могилу заживо : и я — с тобою ». Какая нежность, какая печаль, и кто ужасный мог навести на человека эту печаль! Безжалостный, безжалостный! В. Р-в.

Вот главный мотив: «откажемся от веры». В устах этих людей как бы живые стоят стоны Апокалипсиса и Иисуса о том, чтó «будет со всяким, кто откажется от веры в Иисуса». В. Р-в.

Во внутреннем значении — совершенно ничтожным . Это батюшки закивали: «Все — перепись ! Мы — при чем же ?» Между тем «мы» и были настоящею и единственною причиною, как выражается ниже проф. Сикорский, «самосожжений», «самоутоплений» и вообще «самоистреблений» и «в XVII», и «в XVIII», и в XIX веках. Ваши черные книги , какие вы сунули народу в руки, и ад , а не рай , вами проповедуемый, — все это и повело к болезни страха , к печальному заболеванию отчаянием , высшим религиозным отчаянием, мировым , от которого и погибли эти люди, чистейшие, нежнейшие из людей. В. Р-в.

Угроза, страшнее которой действительно и представить нельзя . А ведь они были верующие, верующие! Несчастные! Ну и что же, «вера ваша спасла вас»? Пришел «Утешитель, Дух истины»? Никто не пришел. Уползли вы, бедные, в могилу, и умерли, с какою верою умерли! Эта смерть, может быть, есть самое ужасное и самое значительное событие XIX в., куда важнее Наполеоновских войн! Как смерть Сократа была потрясающее , многозначительнее Пелопоннесской войны, многоценнее и многопоследственнее ее — так и смерть этих терновских бедняков куда обильнее смыслом всей дипломатики XIX века, воплощенной пошлости . Такой народ, со способностью такого восприятия, такого слышания , — если этот святой народ услышит с Неба ли, от человека ли настоящее живоносное слово, он повернет около себя весь мир, всю мировую историю, как около оси вертится земля. Но где такое слово? Увы, эта печальная смерть непререкаемо убеждает, что «Слово», принесенное ему, которое он счел за «Слово Жизни», — на самом деле есть, было и будет «Словом Смерти»! Вот это-то доказательство, если б мы были к нему внимательны, и уравнивает смысл смерти тридцати терновских Сократов со смертью афинского мудреца. В. Р-в.

А что же батюшки? Прочитали ли хоть? Непостижимо, что делается в головах и сердце нашего духовенства. Это какая-то шестая раса, неслыханная. В. Р-в.

Какие нежные названия! До чего из всех свидетельств видно, как нежны и деликатны были эти кротчайшие из людей. В. Р-в.

Какое чувство! Какие слова! Решительно, что-то еще не слыханное в истории. Какая любовь к своему ребенку и живое чувство, что вот «Антихрист — там, Христос — здесь». В. Р-в.