Карл Маркс - Собрание сочинений, том 6

От маневренности пьемонтцев и военного энтузиазма ломбардцев будет зависеть, осуществят ли австрийцы это отступление без потерь и удастся ли им надолго задержать пьемонтцев. Ведь южные склоны Альп, т. е. Комо, Бриенца, Бергамские Альпы, Вельтлин (Вальтеллина) и Брешианская область, теперь уже большей частью оставленные австрийцами, в высшей степени приспособлены для национальной партизанской войны. Сконцентрированные на равнине австрийцы должны оставить горы. Начав быстрое наступление легко вооруженными войсками, пьемонтцы могут здесь, на правом фланге австрийцев, в короткий срок организовать партизанские отряды, которые будут угрожать фланговым частям австрийцев и, в случае поражения одного из корпусов, поставят под угрозу отступление австрийских войск, перережут их коммуникации и распространят восстание до самых Тридентинских Альп. Гарибальди был бы здесь на месте. Но ему и в голову не придет еще раз пойти на службу к изменнику Карлу-Альберту [291].

Тосканско-римская армия, поддерживаемая Ла Марморой, должна будет занять линию По от Пиаченцы до Феррары, по возможности быстро форсировать По, а потом и Эч, отрезать Радецкого от австрийско-венецианского корпуса и оперировать на его левом фланге, а возможно и в тылу у него. Однако вряд ли эта армия подоспеет настолько быстро, чтобы оказать влияние на начало военных действий.

Но самым решающим из всех этих факторов является поведение пьемонтцев. Армия у них хорошая и воинственная; но если она опять будет предана, как в прошлом году, она непременно будет разбита. Ломбардцы требуют оружия, чтобы бороться против своих угнетателей; но если опять, как в прошлом году, нерешительное буржуазное правительство парализует восстание масс, то Радецкий сможет еще раз вступить в Милан.

Против измены и трусости правительства имеется только одно средство: революция. И возможно, что понадобится именно новая измена Карла-Альберта, новое вероломство ломбардского дворянства и буржуазии, чтобы довести до конца итальянскую революцию и одновременно с ней — войну Италии за свою независимость. Но тогда горе изменникам!

Написано Ф. Энгельсом 27 марта 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Кёльн, 30 марта. Предательство Раморино принесло свои плоды. Пьемонтская армия совершенно разбита под Новарой и отброшена к Боргоманеро, к подножью Альп. Австрийцы заняли Новару, Верчелли и Трино, и им открыт путь на Турин.

До сих пор еще нет более подробных сведений. Но одно несомненно: без Раморино, давшего австрийцам возможность вклиниться между различными пьемонтскими дивизиями и изолировать часть из них, победа австрийцев была бы невозможна.

Что Карл-Альберт тоже совершил предательство, в этом не может быть сомнений. Но совершил ли он его только через посредство Раморино или еще как-либо — об этом мы узнаем лишь впоследствии.

Раморино — это тот самый авантюрист, который, после более чем сомнительной карьеры во время польской войны 1830–1831 гг., в 1834 г., во время Савойского похода [292], исчез со всей военной казной как раз в тот самый день, когда дело приняло серьезный оборот, а позже, в Лондоне, составил для экс-герцога Брауншвейгского за 1200 фунтов стерлингов план завоевания Германии.

Сам по себе факт, что подобный аферист мог получить такой пост, доказывает, что Карл-Альберт, который больше боится республиканцев Генуи и Турина, нежели австрийцев, уже с самого начала задумал предательство.

Что после этого поражения ожидают революции и провозглашения республики в Турине, — видно из того, что такой поворот событий хотят предотвратить отречением Карла-Альберта от престола в пользу его старшего сына.

Поражение пьемонтцев имеет большее значение, чем все немецкие императорские фарсы, вместе взятые. Это — поражение всей итальянской революции. После победы над Пьемонтом — очередь за Римом и Флоренцией.

Но если только все признаки не обманывают, то именно это поражение итальянской революции явится сигналом к взрыву европейской революции. Французский народ видит, что по мере того как собственная контрреволюция внутри страны все больше и больше порабощает его, вооруженная иностранная контрреволюция всо ближе подступает к его границам. Июньской победе и диктатуре Кавеньяка в Париже соответствовало победоносное наступление Радецкого вплоть до Минчо; избранию в президенты Бонапарта, министерству Барро и закону о клубах [293]соответствуют победа при Новаре и продвижение австрийцев к Альпам. Париж созрел для новой революции. Савойя, которая уже в течение года подготовляет свое отложение от Пьемонта и присоединение к Франции, которая противилась участию в войне, — Савойя пожелает броситься в объятия Франции; Барро и Бонапарт должны будут ее отвергнуть. Генуя, а быть может, и Турин, если не будет уже слишком поздно, провозгласят республику и обратятся за помощью к Франции, а Одилон Барро с важностью ответит им, что он сумеет оградить целостность сардинской территории.

Но если министерство не желает этого знать, то парижский народ отлично знает, что Франция не должна терпеть австрийцев в Турине и Генуе. И парижский народ их там не потерпит. Он ответит итальянцам победоносным восстанием, и французская армия, единственная армия в Европе, не бывшая с 24 февраля [294]на поле битвы, примкнет к нему.

Французская армия горит нетерпением перейти Альпы и померяться силами с австрийцами. Не в ее обычае выступать против революции, которая сулит ей новую славу и новые лавры, которая выступает под знаменем борьбы против коалиции. Французская армия — это не то, что «Моя доблестная армия».

Поражение итальянцев вызывает чувство горечи. Ни один народ, кроме поляков, не был так унижен и угнетен своими более сильными соседями, ни один не сделал столько отважных усилий, чтобы сбросить давившее его иго. И каждый раз этот несчастный народ принужден покоряться своим угнетателям. Единственный результат всех усилий, всей борьбы — новые поражения! Но если нынешнее поражение будет иметь своим последствием революцию в Париже и вызовет европейскую войну, предвестники которой видны повсюду; если это поражение послужит толчком к новому движению на всем континенте — движению, которое будет носить совсем иной характер, нежели прошлогоднее, — тогда даже у итальянцев будет основание поздравить себя с таким исходом.

Кёльн, 1 апреля. По последним сведениям, полученным из Италии, поражение пьемонтцев при Новаре отнюдь не имеет такого решающего значения, как об этом сообщалось в телеграфной депеше, посланной в Париж.