Мераб Мамардашвили - Современная европейская философия (XX век)

Вот, грубо говоря, интересующая нас ситуация. То есть, с одной стороны, в мире допускается смысл и порядок, история допускает в себе план. а с другой стороны, мы имеем гаранта знания об этом плане, о скрытом замысле истории и об упорядоченности этого мира. Этим гарантом является интеллигенция, интеллектуалы. И, вот, прежде чем указать теперь вам на то изменение, которое произошло в основаниях этой ситуации разума на уровне сознания интеллигенции, поскольку именно изменение ее сознания является решающим для понимания эволюции философии, я напомню одну фразу, один ход мысли, с которого, на мой взгляд, мы и можем датировать нашу современность.

Первым актом современного сознания была, на мой взгляд, одна стран-ная фраза, к сожалению, потом не полностью развернутая в точных понятийных терминах, сказанная Марксом еще в молодости, а именно:

Хорошо, среда воспитывает человека, говорит Маркс; о среде знают люди, которые называются воспитателями. Но кто воспитывает воспитателей? Собственно, с этого и начиналось движение его мысли и наше современное сознание, которое может выражаться в марксистских терминах, а может и не выражаться, но будет все равно современным в том смысле, в котором это слово я употреблял в прошлый раз как нечто, требующее от нас усилия, чтобы что-то воспринять. Так кто же они, откуда, эти воспитатели воспи-тателей? Вот вопрос, оспаривающий традиционную предпосылку. Раньше факт знания истинного устройства мира казался само собой разумеющимся. Кто-то по положению это знал, по призванию, занимаясь профессионально этим делом. Он не был напрямую связан с обществом, т.е. не работал ни на кого, а выполнял свободную профессию. Он как бы упражнял свободную функцию духа. Уж он-то знает! Отсюда вытекало его право на воспитание и просвещение других.

Повторяю, вопрос гласит: а кто это? Откуда? Почему? На каких основаниях? Кто воспитывает воспитателей? Все последующее развитие философской культуры и духовной ситуации фактически воспроизводило в разных формах снова и снова именно этот вопрос. Таким образом под сомнение была поставлена сама посылка некоего привилегированного знания, посылка, что кто-то по привилегии, по своему положению может знать Истину с большой буквы и, став на позиции этой истины, перестраивать, преобразовывать жизнь других. Причем, иногда даже силой. Есть одно хорошее выражение, не знаю, кто его придумал, не могу точно проследить его истоки, а именно: в истину можно тащить и силой. То есть, предполагается, что человек может и сам не знать, что ему хорошо, а что плохо, и поэтому появляется право тащить его в истину силой. Ну, скажем, существование такого права хорошо представлял себе Чернышевский. Он считал, что можно притащить людей в истину, известную ему, конечно, заплатив за это (он даже называл цифру) жизнью 70 или 80 тысяч людей. И вовсе человек не кровожадный был, желающий добра. Желание им добра не может быть поставлено под сомнение.

Но работают не наши желания, даже самые добрые, а работают механизмы. А мы лишь участвуем в этих механизмах в меру своего ума или глупости. Под словом глупость, я повторяю, не имею в виду нашу психологическую способность. Это нечто совсем другое и для дальнейших моих рассуждений, я прошу вас, всегда иметь в виду, что когда что-нибудь в философии говорится, что в ваших ушах звучало бы как указание на какие-то человеческие свойства - на ум, на глупость, на бесталанность, то вы останавливайте в себе эти ассоциации, потому что философия не об этом. Философия мыслит в терминах духовных усилий человека, в терминах описания культурных, социальных, интеллектуальных механизмов, а не в терминах его биологических способностей. Итак, интеллектуальная ситуация, в которой оказался мир, требует от нас усилия, работы. И эта работа связана прежде всего с той проблемой, о которой я говорил, с тем, что философия называет точным мышлением. То есть, с умением мыслить точно. Вопреки видимости, вопреки идеям, которые спонтанно возникают вне тебя и спонтанно же приходят в голову тебе и т.д. Глупость в этом смысле - не то, что ты думаешь, прилагая усилие, а то, что думается само собой. Что думается другими. Что приходит без твоего усилия, без акции напряженного состояния. Или - иначе: что кто-то или что-то играет нами. Назовем это "что-то" дьяволом, когда мы не мыслим точно, совершенно независимо от того, какие мы умные, талантливые, в биологическом смысле слова, или какие у нас. намерения. Как философ, говоря об идеологии представительства знания, я полностью отвлекаюсь от намерений. Я говорю: Чернышевский вовсе не был дурак и злой человек. Просто, с философской точки зрения я описываю ситуацию, в которой, не мысля точно, мы оказываемся жертвой чего-то другого, что играет за нашей спиной. Об этом и рассуждает философия.

Но возвратимся к вопросу, который был задан Марксом, отвлекаясь при этом от того, как он был воспринят затем в марксистской традиции. Но он был задан, и в нем, повторяю, звучит наше современное состояние.

Так вот, фоном, в глубине за этим стояло очень существенное социальное изменение, которое произошло в самих основах бытия интеллигенции. Суммарно говоря, это изменение, ставшее решающим, отразившееся затем на уровне ментальности, на уровне слов и понятий, состоит в том, что духовное производство, которое раньше было уделом привилегированного меньшинства, монополизировавшего по вполне понятным, бывшим тогда социальным механизмам, умственный труд, превратилось в массовое. То есть вовлекло в себя массы людей, помимо традиционных социальных различении. Социальными процессами истории оказалась размыта сама основа привилегии интеллектуального или интеллигентного труда, с одной стороны, а с другой, - исчезли, практически совсем, свободные профессии, в результате чего акт выполнения интеллектуального труда стал осуществляться в формах наемного труда. То есть, в формах более сильных связей с обществом и определенным классом. И таким образом оказались решены первичные, примитивные просветительские задачи буржуазно-демократи-ческих революций, т.е. задачи грамотности, всеобщего просвещения, в смысле умения читать, писать, формулировать какие-то мысли, социальные программы и т.д. В общем, в акт выражения того, что в действительности в обществе происходит, оказались вовлечены миллионы людей, помимо, повторяю, традиционных, социальных, кастовых и пр. делений. Если рань-ше существовали перегородки трудно проходимые для индивидов, то теперь эти перегородки рухнули. Значит, духовное производство стало массовым. С другой стороны, - изменилась социальная форма, в которой интеллектуальный труд выполняется, она стала все более приближаться к форме наемного труда, т.е. интеллектуалы оказались служащими определенных учреждений, социальных институтов, классов и т.д. Претензия на универсальность, на универсальную полицию свободного духа, витающего над обществом, когда, не будучи повязанным никакими интересами, конкретными социальными связями, я мог представлять все общество, как целое и быть его универсальным представителем, исчезла. Ну, скажем, вдумайтесь в такой феномен, как университет. Переведите это слово на русский язык, и вы поймете, что это место, куда сходятся для того, чтобы получить универсальное образование. Феномен университета, универсальности был когда-то выражением общего духа европейской культуры.