Петр Савицкий - Континент Евразия

Именно В. В. Бартольд дал понимание борьбы Темучина с одним из его соперников – Джамугою, как борьбы аристократического начала с демократическим [335]. Немалое внимание уделял В. В. социальным вопросам и в позднейших своих работах. В монографии, посвященной Улугбеку (о ней см. ниже), он отмечал, что этот государь держал сторону "аристократических слоев населения". При нем "именно дервиши отстаивали шариат и обличали в нарушении его правил как представителей верховной власти, так и официального главу мусульманского духовенства. Все это делалось во имя интересов народных масс; как в Европе последовательные коммунисты отвергали науку и искусство, недоступные для народных масс, так в Туркестане XV в. представители дервишизма были противниками всякой книжной учености, не исключая и богословия" [336]. В полном согласии с этой характеристикой очерчивается облик ходжи Ахрара, фактически правившего в Самарканде в течение 40 лет (с 1451 г.) 3 [337]: "своим богатством и влиянием он старался пользоваться на благо народа. Жизнь и интересы высших классов, лучшим представителем которых был Улугбек, были для него непонятны; как последовательные европейские коммунисты, он, по-видимому, отрицал всякую культуру, недоступную народным массам" [338]. В "Истории культурной жизни Туркестана", вышедшей в свет в 1927 г., собран значительный материал по социальной истории этой страны при русском владычестве. Рассмотрена политика, направленная против "прежней служебной аристократии" среднеазиатских ханств. Представители ее были лишены принадлежавших им земельных имуществ " [339]. Намечен процесс зарождения крупной туземной буржуазии [340]. Данные по социальной истории имеются и в работе В. В. по истории киргизов [341].

Эти факты позволяют утверждать, что одной из сторон своего творчества В. В. примыкал к тому "социальному" направлению в историографии, которое получило широкое развитие в России. В области европейской истории эта струя представлена именами М. М. Ковалевского, Н. И. Кареева, П. Г. Виноградова, И. В. Лучицкого, в сфере византиноведения – В. Г. Васильевским и Ф. И. Успенским, в истории античного мира – М. И. Ростовцевым (называем только крупнейшие имена).

Но эта сторона отнюдь не была единственной, не была она и преобладающей в научном творчестве В. В. Бартольда. Не подлежит сомнению его интерес к проблемам географического истолкования истории. Правда, В. В. не считал себя специалистом в тех отделах так наз. "доисторической" археологии, которые дают возможность с особенной ясностью установить связь между общественной жизнью людей и географическими условиями [342]. "Конечно, – отмечал он, – и письменной истории достаточно, чтобы убедиться в том, как часто под влиянием действий человека изменялось… "лицо земли" и соответственно изменялись хозяйственные возможности… хорошо известен факт, что юг нынешней Европейской России имел значение для международной хлебной торговли в IV в. до н.э. и снова получил такое значение только в XIX в. н.э. В 1918 г. достаточно было кратковременного запущения Петербурга, чтобы лес в черте города снова проявлял свою деятельность, и ботаники в самом городе могли собирать соответствующие растения" [343]. В этих словах интерес к географической стороне явлений сочетается с вниманием к экономической истории, в частности к истории торговли. Эти предметы также входили в круг ведения В. В. Чуть ли не в каждом его труде мы встречаемся с данными по истории земледелия и промышленности [344]. Но пристальнее всего он изучал именно историю торговли. Первые главы "Истории культурной жизни Туркестана" в значительной степени посвящены рассмотрению торговых сношений в пределах евразийской "великой степи". "Распространение арамейских шрифтов среди иранцев и турок Средней Азии, как некогда распространение финикийского шрифта вдоль берегов Средиземного моря и Индийского океана, было, конечно, связано с развитием тортовых сношений". Культурная деятельность согдийцев и "их мусульманских потомков – сартов вдоль караванных путей Средней Азии мало уступает культурной деятельности финикиян вдоль путей морской торговли" [345].

Специальное внимание к истории торговых путей сказывается и в "Очерке истории туркменского народа", появившемся в 1929 г. Здесь довольно подробно прослеживается история торгового пути "из России через устье Волги и полуостров Мангышлак в Хорезм" [346]. Волжскому пути, в его значении для раннего периода русской истории, В. В. Бартольд посвящает ценные замечания в своей "Истории изучения Востока в Европе и России". Там же он говорит о походе Святослава на хазар и последовавшем уходе его из хазарских земель: "Для истории России этот факт имел большое значение; если бы русские тогда остались на Волге, они, наверное, подчинились бы мусульманской культуре; Святослав пожертвовал бы Киевом для Итиля, как потом хотел пожертвовать им для Переяславца" [347]. Та же мысль повторена в статье В. В. "Кавказ, Туркестан и Волга" [348]. Вообще же статья эта в значительной мере посвящена истории торговых путей, проходивших чрез указанные в ее заглавии страны. Вместе с тем В. В. прослеживает в ней миграцию культурных средоточий. При Ахеменидах западный Кавказ "по уровню культурного развития" стоял выше восточного. В эпоху арабских географов Х века, "в противоположность древности, прикаспийская часть Кавказа в культурном отношении стояла гораздо выше черноморской". В современности восточные кавказцы – азербайджанцы "отстали от грузин и армян". Здесь намечается своеобразная "периодическая ритмичность" в миграции культурных средоточий [349].

Весьма интересно замечание В. В. об изменениях в пролегании торговых путей в глубине континента: "В истории Средней Азии наблюдается постепенное передвижение главных торговых путей с юга на север, от пути мимо Лоб-Нора на Хотан, Яркенд и через горы в Авганистан, открытого китайцами во II веке до нашей эры (до тех пор китайские товары проникали в Среднюю Азию через Индию), до современной сибирской железной дороги. Соответственно с этим изменялась и степень участия в этой торговле отдельных народностей" [350].

С одним мнением В. В" касающимся современности, мы не согласны. Совершенно правильно он отмечает, что "для более широкого использования богатств какой-либо страны теперь необходимо включение ее в мировую железнодорожную сеть". В частности, относительно Восточного Туркестана он утверждает, что здесь это "по географическим причинам едва ли возможно. Поэтому Восточный Туркестан является только страной прошлого, но не страной будущего" [351]. С этим последним заключением никак нельзя согласиться. Современная техника дает полную возможность провести железную дорогу в Восточный Туркестан и в направлении перевала Терек-даван (по пути из Оша в Кашгар), и в обход с востока основных хребтов Тянь-Шаня, скажем, через Урумчи – Турфан. Это дело скорее легче, чем труднее, напр., проведения Амурской железной дороги. И нет никакого сомнения, что при расцвете русского народного хозяйства основное значение в снабжении евразийского мира рисом и хлопком будет иметь именно "единство трех Туркестанов", т. е. Русского, Авганского и Восточного.