Георг Лукач - Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Правда, анализ Гегеля имеет здесь еще абстрактно философский характер. Тем не менее в нем обнаруживаются две в философском отношении важные методологические позиции, противоположные позициям Канта.

Во-первых, коллизия обязанностей проистекает из диалектики абсолютного и относительного. Всякая обязанность является, по Гегелю, только моментом всеобщей диалектической связи общества, по терминологии франкфуртского периода — жизни. Но эта связь сама противоречива, противоречие отдельных определений составляет ее сущность и основу жизни.

Разграничение отдельных определений (обязанностей) проводится так, что они не сосуществуют рядом, охватывая каждый свою отдельную область, и не подчинены иерархически друг другу, но их отношение — это столкновение, борьба, противоречие. Поскольку каждый момент этой связи, каждая обязанность притязают на абсолютность, она неизбежно должна вступить в противоречие с другим моментом — с другой обязанностью, претендующей на то же самое. И только живая целостность всех определений снимает противоречие обязанностей. Но сущность этой целостности состоит именно в том, что она образует целостность этих противоречивых определений.

Во-вторых, согласно гегелевскому пониманию, претензия каждого простого момента на абсолютность является необходимой. Здесь мы достигли такого пункта, когда можно в самом истоке выявить глубину гегелевского понимания буржуазного общества, сущность его диалектического метода, неизбежно ограниченного идеалистической диалектикой. Осознание того, что каждый момент притязает на абсолютность, позднее составит средоточие гегелевской критики так называемой рефлексивной философии, его трактовки места рефлексивных определений в диалектическом методе. Гегель рассматривает рефлексивные определения в качестве необходимой составной части диалектики, но вместе с тем лишь как этап диалектического познания действительности. Это отличает его от Канта и Фихте, которые, абсолютизируя рефлексивные определения, не идут дальше их и поэтому не могут преодолеть те неразрешимые антиномии, которые необходимым образом следуют, если довести до конца эти рефлексивные определения. Но это же отличает Гегеля и от современной ему "философии жизни", от философского романтизма, от всех тех направлений, которые хотя и боролись против негибкости и узости абсолютизированных рефлексивных определений, но тем не менее верили в то, что можно постичь действительность в мысли, не прибегая к рефлексивным определениям, устраняя из философии рефлексивные определения как низшие, неполноценные, сугубо рационалистические формы мышления. Эти направления неизбежно должны были прийти к мистическому иррационализму. И кантовская философия, и "философия жизни" единодушны в рассмотрении противоречий, на которые они наталкиваются, в антиномиях они видят лишь объективное, обусловленное ограниченностью человеческого мышления, а не нечто, связанное с самой действительностью. Их отличие лишь в том, что Кант делает из этого агностические выводы, а романтики, наоборот, мистико-иррационалистические. Гегель, в противоположность обоим направлениям, стремится увидеть в противоречии нечто объективное, и более того, сущность действительности. Рефлексивные определении и необходимым образом вытекающие из них антиномии для него лишь этан диалектического постижения действительности. Для Гегеля выход за пределы антиномий рефлексирующего рассудка означает снятие противоречия и раскрытии противоречия, присущего более высокой, развернутой, раз-витой ступени — ступени спекулятивного разума. Согласно гегелевской характеристике рефлексирующий рассудок — абсолютизация им относительно обоснованных моментов — оказывается необходимым моментом диалектического метода. И позднее в своей истории философии Гегель назовет Канта и Фихте своими историческими предшественниками, а их философию — предварительной ступенью своей собственной диалектики.

Позиция Гегеля по отношению к рефлексивной философии имеет решающее значение не только для развития диалектического метода, поскольку в ней содержатся важнейшие моменты правильного определения отношения мышления к действительности, диалектики абсолютного и относительного в мышлении, — она важна и исторически.

Якобы подлинно историческая, согласно ее современным апологетам, романтика основывается на неисторической точке зрения: она усматривает в метафизическом мышлении XVII–XVIII вв., конечные выводы и пределы которого выявлены в кантовских антиномиях, лишь грандиозное заблуждение человеческого духа. Гегель, напротив, как подлинный историк, видит, что путь к диалектике не мог быть иным. Он осознает, что господство метафизического мышления у его предшественников необходимым образом связано с развитием всей человеческой культуры, что оно необходимый продукт определенного этапа развития общества. Позднее Энгельс с позиций материализма докажет (особенно в отношении естествознания), что господство метафизического мышления было, безусловно, исторически необходимым этапом.

То что коллизии обязанностей неизбежны с точки зрения всей гегелевской системы является выражением частного случая того, какое место занимают рефлексивные определения в философской системе Гегеля, как и того, что диалектические противоречия возникают с неизбежностью, если определения, имеющие относительный характер, возводятся в абсолют, что и составляет основу этики Канта и Фихте. Из вышеприведенных рассуждений Гегеля видно, что он хотя и дает философское определение этой проблемы, хотя и пытается связать ее со своими философскими предпосылками, но тем не менее эту проблему он трактует как возникающую из самой жизни. Соответственно для Гегеля кантовская этика не есть что-то надуманное, не есть просто теоретически ложное изображение действительности.

Правда, Гегель видит у Канта и ложные моменты, не до конца продуманные с точки зрения самих же кантовских предпосылок, например отрицание Кантом и Фихте коллизии обязанностей. Гегель опровергает их в этом пункте, показывая глубокую взаимосвязь между коллизией обязанностей и фундаментальными принципами канто-фихтевской философии. Но в этом пункте позиция Гегеля существенно отличается. Коллизию обязанностей он рассматривает как общественно-историческую действительность, которую мышление должно понять и из которой оно должно исходить.

Гегель критически оценивает антиномический характер кантовской философии: с одной стороны, как огромную заслугу Канта в мысленном воспроизведении одного из решающих фактов действительности (выявление необходимости антиномий), с другой — как субъективистскую ограниченность его мышления (то, что Кант не идет дальше антиномий).