Эвальд Ильенков - Психология

Поэтому «схемы» — трансцендентальны, априорны по отношению к своему «воплощению» в материале ощущений, во внешнем по отношению к ним материале. Ср. рассуждения Шеллинга.

Фихте: «…теперь представьте себе того, кто мыслит эту вещь». Представление «Я» тут сразу же предполагается в том виде, в каком это «Я» непосредственно «дано» самому себе, — в акте «интроспекции».

То же и Мах:

«Установление границ между Я и миром — дело не легкое и не свободное от произвола. Будем рассматривать как Я совокупность связанных между собою представлений, т. е. то, что непосредственно существует только для них самих. Тогда наше Я состоит из воспоминаний наших переживаний вместе с обусловленными ими самими ассоциации…».

(Э. Мах, «Познание и заблуждение», изд. Скирмунта, М., 1909, с. 73).

Т.е. Я заранее «мыслится» как нечто совершенно отличное от мира и этому миру противопоставленное. А затем к нему начинают «подключаться» те вещи, с которыми это Я на самом деле неразрывно связано и без коих его «мыслить» было нельзя: мозг, «все тело» и т. д., а в итоге — и «весь дар», но уже в качестве «составных частей Я». Вот и становится возможной схема — «Я» само в себе противополагает себя самого (Я) — всему остальному (Не-Я), а «весь мир» делается = «Не-Я».

У Спинозы ход прямо противоположный, идущий не от «Я», а от мира и приводящий к Я как «составной части» этого мира. Движение — по той же самой ниточке-цепочке связей, но с обратного конца ее.

А.Г. Новохатько

Предисловие

Рукопись Э.В. Ильенкова «Психология» — удивительный по яркости и творческой мощи набросок, эскиз, выполненный уверенной рукой мастера, ясно передающий суть фундаментального теоретико-психологического и одновременно историко-философского замысла. Работа выполнена во второй половине 1970-х гг. (не ранее 1976 г.) и отражает внутренне связанную совокупность идей, находившихся в центре внимания автора в этот период. Огромное впечатление производит также проблемная насыщенность статьи. Несмотря на свою незавершенность, а отчасти и благодаря ей, публикуемая рукопись имеет дополнительную ценность: это действительно первичный, написанный на едином дыхании текст, который вводит нас в мир ильенковской мысли в самый момент ее рождения, в ее, так сказать, лабораторию, и бросает дополнительный свет на то, что принято называть «творческим почерком» автора.

Совсем не трудно предположить, что появление рукописи имело свои формальные предпосылки, т. е. вполне определенный историко-научный контекст — цикл статей и устных выступлений прежде всего А.Н. Леонтьева (а также А.Р. Лурии, П.Я. Гальперина, В.В. Давыдова, Д.Б. Эльконина, В.П. Зинченко) о насущных проблемах психологии и объективном содержании предмета психологии как науки. Но по существу «Психология» подготовлена более глубокой эволюцией ильенковской мысли, принявшей четко выраженное направление сначала в статье «Идеальное» («Философская энциклопедия», т. 2. М., 1962), а несколько позднее в опыте историко-философского, теоретического и экспериментально-психологического осознания уникальности исследований А.И. Мещерякова по тифлосурдопедагогике.

Уже докторская диссертация «К вопросу о природе мышления» (1968), как и изданная на ее основе «Диалектическая логика» (1974), явно не вписываются, «не вмещаются» в устоявшиеся стандарты историко-философского исследования. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель рассматриваются не только в традиционном, но одновременно и в новом измерении — как прямые предшественники, а по целому ряду проблем и родоначальники современной психологии. Ильенковым впервые раскрывается глубочайшее теоретико-психологическое содержание немецкой философской классики.

Таким образом, «поздний» Ильенков — это не только новый круг исследований «диалектики идеального», это одновременно и непосредственно с ними связанное возвращение к специальному анализу оснований теоретической психологии как науки.

В связи с этим хотелось бы обратить внимание на совершенно поразительный фихтевский парадокс, который заинтересовал Ильенкова: «… На первый взгляд странно — Фихте считает Канта прямым наследником Платона , — между ними он не видит посредника, в промежутке между Платоном и Кантом — “один мрак”, тот же самый мрак, что и “от сотворения мира — до Платона”…».

Кант действительно самая глубокая и радикальная противоположность платонизму. Разумеется, это требует особого, обстоятельного разговора. И тем не менее вся эвристичность теоретико-познавательных исканий Канта заключена в необходимости вернуться от юмистских принципов, служивших, как известно, предпосылками его «коперниканского переворота», его антропологии, к платоновскому миру идей. Но как необычно, как основательно это «возвращение» Кантом продумано и выполнено!

Ильенков вслед за Фихте считает, что кантовская антропология, выстроенная как целостная совокупность всех «Критик», даже своим волшебным светом не может выявить мало-мальски значимых посредников в «мрачном» промежутке между Платоном и Кантом. Соизмеримых фигур между двумя этими вершинами нет. Кроме одной, не соглашается Ильенков. Это фигура Спинозы.

Примечания

Имеется в виду определение предмета психологии, данное А.Н. Леонтьевым в его знаменитой (сегодня уже переведенной на двенадцать языков) книге. См.: А.Н. Леонтьев. Деятельность. Сознание. Личность. М., 2004, с. 12. Э.В. Ильенков пользовался первым изданием книги (1975), но ему, разумеется, были хорошо известны уже первые, более ранние публикации ее глав в виде статей журналах «Вопросы психологии» и «Вопросы философии». Здесь уместно упомянуть о некоторых жизненных обстоятельствах самого Ильенкова. Общий их фон был для него тяжелейший и переносился в последние годы жизни с трудом. Находясь в Институте философии в обстановке открытой травли, развязанной его директором Б.С. Украинцевым, Ильенков даже допускал возможность перехода «к Давыдову», «заниматься Спинозой». Но он держался и на что-то надеялся. Во второй половине 1970-х гг. В.В. Давыдов, будучи директором НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР, спас от идейного и бюрократического преследования и неминуемого разгрома (ставшего возможным только после отставки президента АПН СССР В.Н. Столетова) «методологическую группу» Ф.Т. Михайлова, предоставив ему возможность организовать и возглавить сначала лабораторию теоретических проблем психологии деятельности, а потом и теоретический отдел института.

Смерть А.Н. Леонтьева в январе 1979 г. тяжелейшим образом сказалась и на Ильенкове. Он переживал ее крайне болезненно, порой даже мучительно — вплоть до самых последних дней жизни. А.Н. Леонтьев всегда вызывал восхищение в его душе не только как великий человек и великий ученый. Это был еще и великий собеседник, возможно, единственный, кто наиболее тонко чувствовал и понимал весь диапазон философско-психологических исканий Ильенкова. Он составлял ту непостижимую часть его личностного мира, приносил ему естественную радость , о которой Эвальд Васильевич успел нам сказать в своей статье-завещании «Что же такое личность?».