Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Самопознание и Субъективная психология

Первый параграф Введения называется "Значение и проблема психологии". Особенно важна для понимания Кюльпе первая строка этого параграфа:

"7. Дело всех наук — описание фактов" ( Kulpe. Outlines of Psychology , с. 1).

Эта, казалось бы, бесспорная с точки зрения общего науко-учения фраза весьма красноречива в свете затеянного мною психологического исследования о целях ученого и науки, потому что это прямое продолжение дела Вундта.

Что такое описание фактов? Точнее, явлений действительности, потому что факты являются не чем иным, как наблюдением за действительностью. Описание явлений действительности — это создание описания или картины мира. Научное их описание — это создание Научной картины мира.

Следовательно, задача всех наук и делающих их ученых, как представляет Кюльпе, — создание этой самой картины. И это и есть его Цель! Ничего, казалось бы, личного: ни получения прибыли, ни наслаждения, ни, тем более, самопознания. Только верное служение Науке! Только творения образа Тому, Кого ученые ведут в этот мир. Какого образа? Такого, который позволит Ему воплотиться.

Но как может жить человек без личных целей? Я не могу себе такого представить. Это не в человеческой природе. Следовательно, Кюльпе скрывает свою истинную цель. Она осталась где-то до этого первого предложения. И я смею предположить — в предыдущей книге. Ведь Кюльпе посвящает этот труд своему "почитаемому учителю Вильгельму Вундту".

И действительно, саму эту книгу Кюльпе почти невозможно читать, так она переполнена сложнейшими математическими формулами, графиками, физикой и законами мироздания. Этой полной «нечитабельностью» отличались все сочинения мастеров экспериментальной психологии вплоть до Челпанова. Их цель была одна — сделать из этой невнятной субъективной размазни психологии строгую науку по образцу физики. Иначе говоря, из метафизики физику.

Выбор психологии, как видите, осуществлялся сначала вместе с Аристотелем против Платона, потом внутри Аристотеля против метафизики. И не только у Кюльпе, но и у всей Науки конца девятнадцатого и всего двадцатого века. В подтверждение этого Кюльпе со всей определенностью завершает второй раздел первого параграфа словами:

"…психология принадлежит не к философским дисциплинам, а к специальными наукам" (Там же).

Иначе говоря, психология — это не метафизика, а почти естественная наука.

Итак, Освальд Кюльпе служит Науке и делает Науку. Как он ее делает?

"7. Дело всех наук — описание фактов. В любом описании мы применяем определенный набор символов, которые служат нам средствами выражения тех фактов, которые мы хотим представить.

Таким образом, каждая наука создает систему символов для своих нужд; и космическая весомость ( universal validity ) научной картины частично зависит от точности и последовательности применения этой системы. <���…>

2. Факты, с которыми имеют дело все науки, кроме философии, мы называем фактами опыта. Они последние и исходные данные нашего опыта: они составляют субъективную материю созерцания (reflection), хотя сами при этом не являются созерцанием. Философия же, с другой стороны, должна исследовать описания этих фактов; наше созерцание опыта сделалось объектом отдельного исследования" (Там же, с. 1).

Далее Кюльпе вводит понятия «описательных» и "объяснительных наук" и размышляет, куда отнести психологию. По сравнению с «точными» науками, приходит он к выводу, психология все-таки наука описательная.

Но "поскольку взаимоотношения психологии с естественными науками не могут быть отнесены ни к одной из них в особенности, ясно, что мы должны искать определяющие черты психологической субъективной материи не в особенной природе определенного класса опытных фактов, а скорее в каком-то качестве, имеющемся у всех них. Это качество есть зависимость фактов опыта от испытывающих их личностей.

4. Мы часто выражаем это, говоря, что психология есть наука «психических» фактов, фактов «сознания», или что факты психологии «субъективны». Однако все эти выражения обманчивы.

Таким образом, мы можем начать не включать в понятие «субъективное» зрительный образ нашего тела: в таком случае все, что видимо в пространстве, объективно. Или, идя дальше, мы можем применять этот термин исключительно к состояниям, которые никоем образом не могут быть объективированы, и которые составляют неотъемлемый раздел психологии, как, например, мысли, чувства удовольствия и боли и тому подобное. В любом случае объект психологического исследования определен неверно или неточно" (Там же, с. 2).

Точно такие же сомнения с точки зрения психологии как точной науки вызывает у Кюльпе и использование слова сознание, как, впрочем, и собственное определение психологии, как науки, изучающей факты опыта.

Не буду переводить эти куски текста. Суть их сводится к тому, что психология как наука не позаботилась дать точные определения собственным понятиям.

Зато его вывод позволяет многое понять:

"Если психология должна стать научной, ее утверждения должны обладать космической весомостью ( universal validity )" (Там же, с. 3).

Эта всеобщая, или космическая, весомость — очень важное понятие. Иначе его можно было бы перевести как Вселенскую значимость. Ее упоминание — это прямое разворачивание Образа великой Космогонии.

Наука заимствовала его у Церкви, чье место стремилась отобрать. Но чтобы занять "свято место", нужно было соответствовать определенным требованиям, которые признавала церковь, завоевывая умы последователей. Требованиям, кстати, вполне психологическим. Людям был нужен определенный товар, и Церковь его предоставляла в обмен на приношения и послушание. Товар этот был спокойствием. Иными словами, Церковь обещала людям, что если они будут ее слушаться, она сделает так, что они будут жить спокойно. И сделала!

Сколько бы Наука ни объявляла Религию ложью, Церковь свое слово держала. Не видеть того, что у Церкви получается управлять сознанием людей, было нельзя. Это был факт действительности, а если бы Наука его приняла, то и научный факт.

Наука этот факт приняла, но не признала. Она признавала только то, что могло улучшить в глазах людей ее облик и ухудшить облик врага. Поэтому все, что было действенным у Церкви, Наука замалчивала, но старалась присвоить себе, как делала когда-то и Церковь по отношению к Язычеству. А что это было, что позволяло Церкви править умами и телами своей паствы? Вопрос, требующий изучения.

Однако даже при самом беглом исследовании можно было уверенно сказать: это было какое-то орудие.

Великолепное управленческое орудие. Какое? Если исходить из тех условий, которые уже заданы, то это орудие заставляло людей слушаться или обеспечивало их послушание. Оба понятия как-то подозрительно навязчиво связаны со слухом. В отношении же церкви мы знаем, что основным средством ее общения с паствой является не сила и не власть, а проповедь.