Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

Почему это принимается? Потому что, когда речь идет о выживании сообщества, частью личных интересов приходится поступаться, платя ими за те выгоды, которые дает сильное сообщество. И каждый знает, что однажды придется отдать часть своих прав или возможностей, но только не такому же, как я. Мы согласны ради выживания родины, страны, государства чем-то и пожертвовать, но пусть судит тот, кто действительно знает нужды всего сообщества. Ему отдам, соседу — ни за что!

Суд правителя — это суждение, потерявшее «кончик». Кончик же этот — не окончание, а продолжение или предложение порассуждать, то есть поспорить, привести доводы, уточнить. За счет этого «кончика» суждение открыто для обсуждения и рассуждения. Суд закрыт и окончателен.

Почему суждение открыто?

Потому что оно не связано с действительным миром, а связано лишь со знаниями о мире. Поэтому суждение как бы вытягивает из всего собравшегося общества все имеющиеся у него знания о мире, собирает их в одно целое и так создает описание и мира и задачи. На основании уточненного образа мира мы можем принять иное решение о том, как нам действовать. Условно говоря: идти в лес на охоту в дожди опасно и почти бессмысленно — зверь лежит.

Первое суждение таково: дождь, идти не стоит, потому что вряд ли что добудем.

Но при этом есть вторая часть мира — племя, и у племени кончилась еда, и дети начинают пухнуть с голоду.

Второе суждение: если пойдем, помокнем, если не пойдем — вымрем.

Вывод: надо идти.

Вот пример простейшего рассуждения, где явно уточняется образ мира, и окончательное суждение выносится лишь на основании полного представления о мире.

Итогом такой работы с суждениями оказывается поход за пищей, то есть вполне определенные действия, обеспечивающие выживание.

Суждение явно воздействует на поведение тех, кто снаружи, то есть тех, к кому оно обращено.

Но это означает, что оно должно исходить из чего-то во мне очень сходного с тем, к чему я обращаю его в другом. Иными словами, я не просто произношу слова, обращаясь к знаниям слов другого человека. Я через слова, с помощью слов обращаюсь к тому, что изменит его поведение, узнав в этих словах нечто, что окажет воздействие на его способность действовать или вести себя. То, что это управление поведением и действиями существует, очевидно, если судить по тому, как меняются действия и поведение тех, кого мы убеждаем.

Но, значит, во мне есть то же самое. И я не просто сначала убеждаю себя, говоря себе правильные слова. Тут должно быть иначе. Ведь к другому я обращаюсь извне, а ко мне никто извне не обращается, когда я создаю свои суждения. И опять же: если другой изменил поведение под воздействием моих суждений, значит, ядро управления его поведением принимает воздействие извне и творит свои суждения в ответ на них, а не само их производит.

А что это за вне для меня, если я сам родил свое суждение?

Это явно не та наружа, в которой живут другие люди. Оттуда ко мне ничего не приходило. Я думал сам и сам создавал свои суждения.

Следовательно, это вне только по отношению к ядру управления поведением. Но это вне может быть как снаружи, так и еще глубже внутрь. Нечто или некто во мне требует изменить мое поведение, как я требую изменить поведение от другого человека. Кто-то постоянно видит, что опасно, а что полезно, и как сделать жизнь лучше, и понуждает меня выносить суждения, меняющие мои действия и мою жизнь. Кто это?

Скажу пока обобщенно: душа.

Душа не может использовать слов. Слова — это очень поверхностная вещь, они рождаются вместе с речью лишь для существования в этом телесном мире. И лишь для общения с другими людьми. Души между собой могут общаться и без слов. Поэтому им слова не нужны.

Но иногда душе нужно оказать воздействие на других людей, и тогда она понуждает тело двигаться. Например, выхватить ребенка из-под мчащегося автомобиля. Или ударить хулигана. Или начать долгое логическое рассуждение с политической трибуны.

Душа может только понимать и двигаться. Ей свойственны порывы. Тела сложно общаются жестами и речами. Но в итоге они тоже приводят себя в движение. Собственно говоря, речь во всех ее видах оказывается прослойкой между движением души и движением тела. Она как бы помеха или плохое передаточное устройство, призванное вызывать движения, но изрядно его тормозящее.

Способ приведения тел в движение, если мы приглядимся, оказывается чрезвычайно многоступенчатым. На телесном уровне у нас явно есть способность воплощаться в образы действия. Но образ действия нужно для этого создать, а создав, еще и принять решение исполнять. Чтобы его создать, его нужно либо сложить из множества более простых образов, либо выбрать из памяти. Но и сложить можно, лишь выбрав из множества возможностей, какой же образ будем исполнять. Вот этот выбор нужного образа действия и оказывается самым долгим делом.

Ведь выбрать образ действия — это выбрать между жизнью и смертью. Чуть ошибся, и тебя нет. Мир слишком опасен, а жизнь так хрупка… Поэтому мы выбираем, тщательно взвешивая все последствия и вынося в итоге этих взвешиваний суждение.

Суждение — это плод долгих поисков и отыгрываний нужного действия в искусственных условиях образа мира с помощью образа себя. А это — работа другой части разума — способности думать воображая.

Это значит, что думать рассуждая мы можем лишь на основе тех предложений, что сделает нам способность думать воображая. О каждом таком предложении мы выносим суждение. А потом обсуждаем его. И уточняем образ задачи. И выносим новое суждение. Так рождается рассуждение, способное оказывать воздействие на мои поведение и действия.

Как кажется, умозаключение и вывод должны считаться частями рассуждения. Это мое ощущение. Если вспомнить логику, то это отнюдь не так очевидно: логики вполне обходятся без рассуждения как обобщающего понятия, включающего в себя умозаключение и вывод. Но логики даже суждение изучают независимо от рассуждения. При этом вполне могут соотносить суждение с умозаключением, делая именно умозаключение тем, что состоит из суждений.

При этом умозаключение каким-то образом становится для логика равно выводу. Этим разным словам русского языка должны соответствовать разные понятия, для которых они являются именами. Однако их различие стерлось за время их использования логиками, и сейчас для нас почти одно и то же, что сделать заключение, что сделать вывод. Предполагаю, получилось это из-за исходной ошибки всей той логики, что числила себя частью теории познания.

Логики, которым было дело до истинности, естественно, должны были найти предмет, к которому истинность относится. Им является высказывание в споре, то есть очень узкий вид человеческой речи. Но никто из логиков не обговорил достаточно ясно, что логические построения не относятся ко всей речи. Они скромно намекали, что логика изучает лишь то, что относится к суждениям, но при этом им льстило, что их наука обретает значение всеобщности и даже всеобщего судьи для человеческого общения.