Джон Хорган - Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

В августе 1996 года, два месяца спустя после выхода моей книги, ученые из Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства объявили, что обнаружили окаменелые следы жизни микробов на куске метеорита, который проделал путь от Марса до Антарктиды. Комментаторы сразу же ухватились за эту находку как за доказательство абсурдности предположения, что наука идет к концу. Но вместо того чтобы развенчать мой тезис, сообщение о жизни на Марсе поддерживает мое утверждение, что наука находится в великом кризисе. Я недостаточно циничен, чтобы верить, как предположили некоторые обозреватели, что должностные лица из Национального управления по аэронавтике усиленно расхваливают то, что, как они знают, является слабым доказательством, пытаясь выбить финансирование. Но гиперболическая реакция Национального управления по аэронавтике, политиков, средств массовой информации, населения и некоторых ученых на это сообщение демонстрирует, как отчаянно все желают истинно глубокого научного открытия.

Как я заявлял в нескольких местах своей книги, подтверждение того, что мы не одни во Вселенной, представляло бы собой одно из самых захватывающих событий человеческой истории. Я надеюсь прожить достаточно долго, чтобы стать свидетелем такого откровения. Но находка сотрудников Национального управления по аэронавтике ни на шаг не продвинет нас в этом вопросе. С самого начала ученые, по-настоящему знающие примордиальную биохимию, сомневались, что рассказ о жизни на Марсе выдержит проверку временем. В декабре 1996 года две группы ученых независимо заявили в журнале «Geochimica et Cosmochimica Acta», что сомнительные биологические материалы, обнаруженные в марсианском метеорите, вероятно, были порождены небиологическими процессами или явились результатом заражения, полученного от живущих на Земле организмов. «Панихида по марсианской жизни», — откликнулся «Нью Сайентист» от 21 декабря 1996 года.

Мы узнаем точно, есть ли жизнь на Марсе, только в том случае, если проведем тщательные исследования на планете. Единственная надежда будет на экипаж, который просверлит недра, где может быть достаточно жидкости и тепла, чтобы поддержать жизнь микробов — такую, какой мы ее знаем. Потребуются, по меньшей мере, десятилетия, чтобы официальные лица, занимающиеся космическими исследованиями, собрали средства и технические ресурсы для осуществления такой миссии, даже если политики и массы готовы за это платить.

Давайте предположим, что в конце концов мы определим, что микробы существовали или до сих пор существуют на Марсе. Эта находка даст огромный толчок изучению происхождения жизни и биологии в целом. Но будет ли это означать, что наука внезапно освободилась от всех своих физических сдерживающих моментов? Навряд ли. Если мы найдем жизнь на! Марсе, то мы будем знать, что жизнь существует еще в одном месте Солнечной системы. Но мы все равно не будем знать, существует ли жизнь еще где-то во Вселенной, и перед нами все равно останутся преграды, которые мешают нам определенно ответить на этот вопрос.

Астрономы недавно идентифицировали ряд недалеко расположенных звезд, вокруг которых вращаются планеты. На них может существовать жизнь. Но Франк Дрейк (Frank Drake) , физик, являвшийся одним из основателей Программы поиска разума вне Земли, которая сокращенно называлась SETI, прикинул, что нынешним космическим кораблям потребуется 400 000 лет, чтобы добраться до этих планетных систем и установить, населены ли они. Возможно, когда-нибудь радиоприемники, задействованные в этой Программе, поймают электромагнитные сигналы — инопланетные эквиваленты «Я люблю Люси», — идущие от другой звезды.

Но, как указывал Эрнст Майр, один из самых выдающихся биологов этого столетия, большинство поборников Программы — это физики типа Дрейка, имеющие очень детерминистский взгляд на реальность. Физики думают, что существование высокотехнологической цивилизации здесь, на Земле, делает высоковероятным существование похожих цивилизаций в границах, доступных для достижения сигнала с Земли. Биологи, подобные Майру, находят эту точку зрения смехотворной, потому что они знают, сколько непредвиденных обстоятельств — и самой простой удачи — вовлечено в эволюцию; если снова прокрутить великий эксперимент жизни миллион раз, то он может не произвести млекопитающих, не говоря уже о млекопитающих, достаточно разумных, чтобы изобрести телевидение. В эссе, включенном в сборник «Внеземные существа: где они?» (Extraterrestials: Where Are They?) , опубликованный в 1995 году «Кембридж Юниверсити Пресс», Майр делает вывод, что Программа поиска разума вне Земли требует затрат «астрономических размеров». Хотя я думаю, что Майр, вероятно, прав, я все равно впал в отчаяние, когда Конгресс в 1993 году прекратил финансирование Программы. В настоящее время Программа влачит жалкое существование на частные пожертвования.

Наконец мы пришли к заключительной части книги, которая уходит в теологию и мистицизм или в то, что один мой знакомый называет «дела ку-ку». Я беспокоился, что некоторые репортеры используют этот материал, чтобы сбросить меня со счетов — а следовательно, и мой аргумент о будущем науки — как безнадежно чокнутого. К счастью, этого на самом деле не произошло. Большинство обозревателей или проигнорировали эпилог, или кратко выразили недоумение по его поводу.

Самая проницательная — или мне следует сказать симпатизирующая? — интерпретация была предложена физиком Робертом Парком (Robert Par K) в «Вашингтон Пост Бук Уорлд» 11 августа 1996 года. Он сказал, что вначале был разочарован тем, что я закончил книгу «спятившей иронической наукой». Но после дальнейших размышлений он пришел к выводу, что конец является метафорой. «Это, — предупреждает Хорган, — то, где кончается наука… Наука снаряжала битвы против постмодернистской ереси о том, что нет объективной истины, и в результате обнаружила постмодернизм в своих стенах».

Я не мог бы сказать лучше. Но я также имел в виду и другие мотивы. Во-первых, я считал только справедливым открыть, что склонен к метафизическим фантазиям, как и те ученые, над чьими взглядами я смеялся в книге. Также мистический эпизод, который я описываю в эпилоге, является самым важным опытом моей жизни. Более десяти лет я намеревался каким-то образом его использовать, даже если для этого потребуется навредить тому малому доверию ко мне как к журналисту.

Существует только один теологический вопрос, по-настоящему имеющий значение: если Бог есть, то почему он создал мир с таким количеством страданий? Мой опыт предлагает ответ: если Бог есть, то он создал мир из страха и отчаяния, а также из радости и любви. Это мое решение загадки существования, и мне требовалось им поделиться. Позвольте мне тут быть абсолютно честным. Моей истинной целью написания «Конца науки» было установление новой религии — «Церкви Святого Страха». Если я стану главой культа, то это будет приятной переменой темпа — не говоря уж о том, что более прибыльным, чем занятие журналистикой.