Питер Бергер - Социальное конструирование реальности

Подобные вариации могут существовать в одном и том же институциональном контексте, в зависимости от задач, которые должны решать различные категории персонала. Например, обязательства перед войсками, которые ест у кадровых офицеров, сильно отличаются от тех, которые есть у призывников. И этот факт принимают во внимание в процессе соответствующей подготовки. Точно так же требуются различные обязательства по отношению к институциональной реальности от руководящего персонала и от низшего эшелона «белых воротничков», от психоаналитика и от социального работника-психиатра и т. д. Представитель исполнительной власти должен быть «Политически благоразумным», что совершенно не обязательно для начальника машинописного бюро, «дидактический анализ» необходим для психоаналитика и лишь желателен для социального работника и т. д. Так что существуют крайне различные системы вторичной социализации в сложных институтах, иногда очень чутко приспосабливающиеся к различным требованиям разных категорий институционального персонала [150].

Институциональное распределение знания между первичной и вторичной социализациями зависит от сложности социального распределения знания. До тех пор, пока оно является относительно простым, можно использовать одни и те же институциональные средства как в первичной, так и во вторичной социализации и в значительной степени продолжать их использование впоследствии. Если распределение знания является весьма сложным, могут разрабатываться специальные механизмы вторичной социализации со своим специально подготовленным для данных воспитательных задач персоналом. Если специализация знания достаточна, но не слишком велика, можно использовать различные сочетания средств и последовательностей процесса социализации. В последнем случае, к примеру, может быть установлено, что определенного возраста мальчик должен перебираться из жилища своей матери в жилище воинов, где он должен будет пройти подготовку, чтобы стать всадником. В этом случае нет нужды в наставниках, целый день занимающихся его воспитанием. Более опытный всадник может научить более молодых.

Конечно, самая лучшая иллюстрация вторичной социализации, происходящей при содействии вспомогательных специализированных средств, — это развитие современного образования. Падение роли и места семьи в процессе вторичной социализации слишком хорошо известно, чтобы заниматься здесь рассмотрением этого вопроса.

Так как социализация никогда не бывает полной, а интернализированное в ней содержание сталкивается с постоянной угрозой по отношению к его субъективной реальности, то всякое жизнеспособное общество должно разрабатывать процедуры поддержки для сохранения известной симметрии между объективной и субъективной реальностями. Мы уже обсуждали эту проблему в связи с легитимацией. Здесь мы обращаем внимание более на субъективную, чем на объективную реальность; на реальность, уловленную индивидуальным сознанием, чем на институционально определенную реальность.

В первичной социализации реальность интернализируется как нечто неизбежное. Интернализация может считаться успешной, когда большую часть времени присутствует чувство неизбежности — по меньшей мере в индивидуальной деятельности в мире повседневной жизни. Но даже там, где этот мир повседневной жизни сохраняет свою массивность и характер само собой разумеющейся реальности in actu, ему угрожают маргинальные ситуации человеческого опыта. Их невозможно целиком взять в скобки в повседневной активности. Всегда ощутимо присутствие метаморфоз: и тех, о которых мы помним, и тех, что предчувствуются как зловещие возможности. Имеются также и прямо угрожающие конкурирующие определения реальности, с которыми можно встретиться в социальном мире. Одно дело, если добродетельному отцу семейства ночью снятся неслыханные оргии. Совсем другое, если он видит, как эти сновидения эмпирически реализуются в близлежащей колонии либертинов. Сравнительно легко устроить карантин для сновидений в рамках своего сознания, отбрасывая их как «бессмыслицу» или сокрушаясь в тишине по поводу такой «аберрации ума». Тут они еще сохраняют характер фантазий vis-a-vis реальности повседневной жизни. Их претворение в действительность куда более настойчиво воздействует на сознание. Иной раз их приходится уничтожать еще до того, как с ними начнет считаться сознание. Во всяком случае, их трудно отвергать — в отличие от метаморфоз маргинальных ситуаций, которые можно по крайней мере попытаться отрицать.

Более «искусственный» характер вторичной социализации делает субъективную реальность с ее интернализациями еще более уязвимой для бросающих ей вызов определений реальности. Не потому, что они не считаются само собой разумеющимися, и не потому, что воспринимаются как менее реальные в повседневной жизни, но по той причине, что их реальность не так глубоко укоренена в сознании, а потому в большей степени поддается смещению. Например, и запрет на хождение обнаженным, связанный с интернализированным в первичной социализации чувством стыда, и каноны того, как следует одеваться в различных социальных ситуациях, являются само собой разумеющимися в повседневной жизни. Пока им не брошен социальный вызов, ни то, ни другое не представляют для индивида проблемы. Однако, чтобы этот вызов выкристаллизовался в качестве угрозы само собой разумеющейся реальности рутинных действий, в первом случае он должен быть много сильнее, чем во втором. Сравнительно небольшого смещения в субъективном определении реальности достаточно для того, чтобы индивид перестал считать само собой разумеющимся, что в контору он может ходить и без галстука. Куда большее смещение потребовалось бы для того, чтобы он решил, что туда можно ходить нагишом. В первом случае смещение может быть опосредовано простой сменой работы — скажем, переходом из колледжа в сельской местности в кампус крупного города. Во втором случае предполагается целая революция в окружающей индивида среде; субъективно она будет восприниматься как глубокое обращение, вероятно, после первоначально интенсивного сопротивления [151].

Реальности вторичных интернализаций менее грозят маргинальные ситуации, поскольку они обычно к ним не имеют отношения. Может случиться, что подобная реальность воспринимается как тривиальная именно потому, что обнаруживается ее безотносительность к маргинальным ситуациям. Так, неизбежность смерти глубоко угрожает реальности прежних идентичностей — как человека, морального существа или христианина. Идентичности помощника управляющего в отделе дамского трикотажа та же ситуация не столько угрожает, сколько делает эту идентичность тривиальной. И наоборот, можно сказать, что поддержание первичных интернализаций перед лицом маргинальных ситуаций является хорошим средством измерения их субъективной реальности. Тот же тест совершенно не годится применительно к большей части вторичных социализаций. Есть смысл умирать человеком, вряд ли есть смысл умирать помощником управляющего в отделе женского трикотажа. Там, где от вторичных интернализаций социально ожидается высокий уровень реальности перед лицом маргинальных ситуаций, там потребуются дополнительные процедуры социализации с целью их укрепления и интенсификации. В качестве примера можно было бы вновь указать на процессы вторичной социализации в церкви и армии.