Жиль Делез - Логика смысла / Theatrum Philosophicum

Софист, 236в, 264с.

Анализируя отношение между письмом и логосом, Ж.Деррида обнаружил эту платоновскую фигуру: отец логоса, сам логос и письмо. Письмо и есть некий симулякр, ложный претендент, поскольку именно оно силой и ловкостью намеревается захватить логос или даже вытеснить последний, не проходя через отца. Cf., «La Pharmacie de Platon», Tel Quel, nе 32, pp. 12ff, et no.33, pp. 38ff. Ту же фигуру мы находим и в Политике: Благо как отец закона, сам закон и различные постановления. Благие постановления суть копии; но они становятся симулякрами как только, уклоняясь от Блага, попирают и узурпируют закон.

Иное, фактически, — это не только недостаток, аффектирующий образы; оно само появляется в качестве возможной модели, которая противоположна хорошея модели Того же Самого: см., Тэтет, 176е; Тимей, 28в.

См. Государство, 10:602а, и Софист, 268а.

Одуар очень хорошо показал тот аспект, что симулякры — «это конструкции, включающие угол зрения наблюдателя так, что в любой точке, где находится этот наблюдатель, воспроизводится иллюзия… В действительности акцент делается не на определенном статусе небытия, а, скорее, на этом едва заметном разрыве — на едва заметном искажении реального образа, происходящем в точке, занятой наблюдателем и дающим возможность построить симулякр — творение софиста» («Le Simulacre», Cahiers pour l'analyse , nе 3).

Платон, Флеб, 2411. — Примечание переводчика.

По поводу Гегеля Луи Альтюссер пишет: «У круга кругов, у сознания лишь один центр, который только и задает последнее: здесь же должны быть круги с другими центрами — децентрированные круги — для того, чтобы их действия аффектировали этот центр сознания — короче, чтобы они сверхдетерминировали его сущность…». Pour Marx (Paris: Maspero, 1970), р.101.

По поводу произведений современного искусства, в частности Джойса, см. Умберто Эко, L'CEuvre ouverte, ed. du Seuil. В предисловии к роману Космос В. Гомбрович дал основательный комментарий относительно того, как задаются расходящиеся серии и, в особенности, как они резонируют и взаимодействуют в недрах хаоса.

Cf. Blanchot, «Le Rire des dieux», La Nouvelle revue francaise, июль 1965: «Универсум, где образ перестает быть вторичным по отношению к модели, где обман претендует на истинность, где, наконец, больше нет изначального, а есть лишь вечное мерцание, в котором отсутствие первоисточника рассеивается блуждающими бликами» (р. 103).

По ту сторону добра и зла, 289.

О неприязни греков и, в частности, Платона к вечному возвращению см. Charts Magler, Deux themes de la cosmologie grecque, ed. Klincksieck, 1953.

Pierre Klossowski, Un si funeste desir, Gallimard, p.226. А. также, pp. 216–218, где Клоссовски комментирует слова из веселой науки, 361: «Вожделеющее пристрастие к притворству, вырывающееся наружу как власть, сдвигающее в сторону так называемый „характер“, затопляющее его, временами погашающее…»

На протяжении всей критической части Книги 1 Лукреций не перестаёт доискиваться оснований для разнообразного. Различные аспекты разнообразия описываются и в Книге 2, 42 — 376, 581–588, 661–681 и 1052–1066. (Цитаты из Лукреция приводятся по русскому изданию: Тит Лукреций Кар, О природе вещей, — М., Художественная литература, 1983 г. — Примечание переводчика ).

См. в Книге 1 критику Гераклита, Эмпедокла и Анаксагора; по поводу ничто, которое подтачивает эти доэпикурейские концепции см. 1:657–669 и 1:753–762.

1:631–634

1:599–634, 749–752.

См. Эпикур, Письма к Геродоту, 61–62

2:243–250.

Это одна из главных тем трактата Цицерона О судьбе.

2:483–499

5:449–454.

2:541–568.

5:128–131.

2:1068: «cum locus est praesto».

1:168: «seminibus certis certa genetrice».

См. Эпикур, Письма к Геродоту, 79.

Введение к Книге 2 основано на следующем противопоставлении: чтобы, по возможности, избежать боли, нужно немногого — но чтобы превозмочь волнения души требуется значительно более глубокое искусство.

Лукреций настаивает то на одном, то на другом из этих аспектов: 1:110–119; 3:41–73; 3:978-1023; 6:12–16. О бесконечном объеме [способности] удовольствия см. Эпикур, Размышления , 20.

3:1023.

Эпикур, Размышления , 7, 10, 34, 35.

1:110–111.

4:245–260.

4:265–270.

4:794–798.

Визуальные симулякры обладают двумя преимуществами над симулякрами глубинных истечении: именно потому, что они отделяются от поверхности, они не должны изменять свой порядок и свою форму, и следовательно, они репрезентативны; с другой стороны, они движутся со значительно большей скоростью, поскольку сталкиваются с большим числом препятствий: См. 4:67–71, 199–209.

Аналогия этой градации ясно видна, когда Эпикур говорит о симулякрах и атомах, что они движутся «быстро, как мысль» ( Письмо к Геродоту, 48); это становится очевидным, когда Лукреций применяет к быстроте симулякров те же выражения, какие он использует, говоря о быстроте атомов в пустоте (4:206–208 и 2:162–164).

4:130–142.

5:1169ff. Фактически, Лукреций ссылается на два сосуществующие элемента — подвижность фантазма и неизменность небесного порядка.

4:772ff, 962ff.

4:1094–1096.

См. Секст Эмпирик, Против математиков, 10:219. Теория события — так, как она дошла до нас в тексте Эпикура (Письмо Геродоту, 68–73) и Лукреция (1:440–482) — является одновременно и насыщенной, и темной. Поскольку лишь одна пустота является бестелесной сущностью, то событие, собственно говоря, не обладает статусом бестелесной сущности. Конечно, у него нет сущностной связи с симулякром, а также — согласно последнему анализу — с движением атома (471–477). Стоики наделяют событие хорошо определенным статусом потому, что они расщепляют причинность так, что эффекты по природе отличаются от причин; но это не может быть отнесено к Эпикуру, который разделяет причинную связь в соответствии с сериями, которые сохраняют однородность причины и эффекта.

Очевидно, что нам не следует рассматривать трагическое описание чумы как завершение поэмы. Оно четко совпадает с легендой о безумии и самоубийстве, которую распространяют христиане с тем, чтобы продемонстрировать несчастный личный конец эпикурейства. Конечно же, возможно, что Лукреций — в конце жизни — сошел с ума. Но совершенно не стоит взывать к так называемым фактам жизни для того, чтобы вытащить вывод о поэме, или же рассматривать эту поэму как совокупность симптомов, из которой можно вывести заключение о личном «случае» автора (дурной психоанализ). Конечно же не таким образом формулируется проблема отношения психоанализа к искусству — смотрите по этому поводу тридцать третью серию Логики смысла.