Джордж Эллис - Далекое будущее Вселенной Эсхатология в космической перспективе

Против этого аргумента существует множество «самоочевидных» (но, по–видимому, ошибочных) возражений. Единственные значительные возражения исходят от тех, кто отрицает, что нынешняя численность человечества имеет какое‑либо отношение к количеству будущих поколений, и от тех, кто полагает, что количество поколений в самом деле может быть бесконечным. Если никаких других поколений человечества, кроме тех, что уже были, не существует, очевидно, что каждый из нас жил (или живет) в самом многолюдном поколении на тот момент; но кто сказал, что не придет следующее поколение, еще больше? В то же время оно может и не прийти: если будущее нашего вида открыто — нет причин считать, что мы близки к концу, но в то же время, исходя из тех же посылок, нет причин считать, что мы от него далеки. Если ничто в нашем будущем не предопределено — не предопределено и выживание. Кроме того, если «комнат» бесконечное множество — нет ничего невозможного в том, чтобы оказаться в «ранней» комнате. Но, хотя Аристотель и полагал число человеческих поколений бесконечным (поскольку не признавал начала вещей), по–видимому, он все‑таки ошибался. Кажется более разумным полагать, что поколений все‑таки конечное число — и в этом случае, возможно, нам не стоит беспокоиться о глубоком времени: наше, человеческое время достаточно мелко.

Фантасты не раз писали о катастрофах. В сороковых–пятидесятых годах пальму первенства держало ядерное и биологическое оружие. Возможно, эти фантазии послужили нам предупреждениями, оставив своих авторов в таком же расстройстве, как несчастного Иону [53] Ион 3:10–41: «И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел. Иона сильно огорчился этим и был раздражен». . С тех пор мода в области катастроф менялась многократно: экологические бедствия, метеоритные дожди, восстание машин, вторжение «чужих» — использовалось все это, часто с сознательным или подсознательным желанием автора насолить неприятным ему людям! Мысль о том, что время человечества кратко, не всегда нежеланна: едва мы исчезнем, земля вернется к «нормальности» — нормальности, в которой ни одно разумное существо не будет претендовать на временной контекст шире текущего момента. О таком «очищенном» мире фантазировал Лоуренс. И даже Симона Вейль выражала мысль, что мы загрязняем пейзаж уже тем, что на него смотрим [13]. Возможно, погибнет не только разум, но и все сущее —

Некоторые видят в этом метафору ничем не загрязненного и не возмущенного бытия — конец всех треволнений или, может быть, победу их собственного взгляда на мир. Если цивилизация, человечество, сам мир должны погибнуть, это произойдет, по мнению авторов, от того, что мы слишком далеко отступили от «природы» (так же наивные интеллектуалы в свое время приветствовали Мировую войну). Другие, поначалу придя в уныние, могут утешать себя мыслью, что всем нам предстоит умереть как индивидам: так какая разница, погибнем ли мы поодиночке или вместе? «Счастье десяти миллионов человек не больше в миллион раз, чем счастье десяти» [55] [22], р. 307. . Единственный ответ на это, возможно, тот, что геноцид мы все же считаем более страшным преступлением, чем убийство; конец мира положит конец и всем нашим мечтам, всем обычным мотивам творчества или причинам для бережного отношения друг к другу, всей нашей любви. Мысль о всеобщем уничтожении сделает драгоценной каждую секунду, но такими «совершенными секундами» станут лишь те, в которые мы сумеем забыть о грядущей гибели [56] На это можно ответить, что, поскольку время нереально, мы на самом деле ничего не теряем: каждый миг нашего существования вечен. Но утешения в этом немного: «Пока мы воспринимали прошлое как бездну небытия, величайшая боль, несчастье, унижение, пав в эту бездну, переставали существовать; мы могли больше о них не думать и полностью сосредотачиваться лишь на том, чтобы избежать повторения этих ужасов в будущем. Но теперь вместе с радостями прошлого нас вечно преследуют и прошлые скорби» ([29]; см. также с. 305 и следующую страницу «Последних людей», где обсуждается стоическое представление о времени как замкнутом круге). .

Но, быть может, на катастрофу можно взглянуть и иначе. Возможно, она произойдет одновременно с наступлением сингулярности — в тот момент, когда развитие компьютеризации, нано–технологий или коммуникационной сети произведет внезапный отрыв от всего нашего прошлого и ознаменует конец эпохи, в которой существовали отдельные индивиды нашей породы [35]. Так называемая сингулярность означает столь резкий разрыв с прошлым, что никакие рациональные предположения здесь становятся невозможны. Мы стоим на пороге эпохи, совсем не похожей на все иные, прошедшие века. Мощь наших компьютеров удваивается каждые 18 месяцев [57] «В 1965 году Гордон Мур, один из основателей компании Intel, заметил, что число транзисторов на квадратный дюйм в интегральных схемах удваивается каждый год со времени изобретения интегральных схем. Мур предсказал, что эта тенденция сохранится на протяжении всего обозримого будущего. В последующие годы темп несколько замедлился, однако плотность данных удваивалась приблизительно каждые 18 месяцев: именно так звучит нынешняя формулировка закона Мура, одобренная самим Муром. Большинство экспертов, включая самого Мура, полагают, что действие закона Мура продлится еще по меньшей мере два десятилетия»: http://webopedia.internet.com/TERM/M/Moores/Law.html . . Реальное существование молекулярных и атомных механизмов — нанотехнологии — возможно, ближе, чем мы можем вообразить. В наше время люди повсюду имеют доступ к информации, знаниям, энергии и механической помощи, которые когда‑то были доступны только сказочным богачам. Даже если настоящая «общая теория всего» в принципе невозможна, мы, по–видимому, располагаем некоторыми очень мощными теориями, касающимися всего на свете — от гравитации до человеческого генома. Очень скоро каждому человеку придется принимать решения, влияющие на нас всех, и где гарантия, что никто из нас не примет самых ужасных решений? Быть «как боги» станет нашим долгом. Конец времени (или времен) лежит в открытии вечности: мы не сможем населять вечность в тех же формах, какими обладаем сейчас. «Все изменимся, вдруг, во мгновение ока, при последней трубе» (1 Кор 15:51–52).

В научной фантастике, как правило, этот «конец» предстает в материалистических или атеистических терминах, причем подчеркивается чужеродная натура существ, более подходящих для существования в вечности. Однако выход из нашего хрустального дворца был давным–давно предсказан в религиозной литературе.