Александр Богданов - Эмпириомонизм

Всякая конкретная форма наказания подлежит особой критике в смысле своей специальной целесообразности: и здесь идея психического подбора позволяет в значительной мере предусматривать заранее размеры и характер действительного влияния данной формы «наказания» на психическое развитие человека. В виде иллюстрации мы остановимся на одном весьма распространенном методе «исправления» преступников, насчитывающем много сторонников между криминалистами, — на продолжительном одиночном заключении.

Сущность этого метода заключается в том, что к лишению свободы присоединяют еще другой источник страданий — прерывают всякое живое общение данного лица с другими людьми, отнимают у него привычные социально обусловленные впечатления. В результате получается настолько высокий отрицательный аффекционал, что лишь немногие сильные натуры могут вообще выдержать несколько лет такого «исправления», а на людей средних уже несколько месяцев налагают резкий отпечаток общего понижения жизни. В полуцивилизованных странах, где физические пытки формально уже отменены, а свобода личности все еще рассматривается как некоторая quantite negligeable [114], одиночное заключение считается прекрасной заменой пытки на предварительном следствии, особенно по политическим преступлениям.

В этом смысле непосредственную целесообразность метода следует считать, несомненно, довольно значительной: разрушение психики, общий упадок жизненной энергии, а с нею и сопротивления всяким внешним, например следовательским, воздействиям, достигаются обыкновенно в довольно высокой степени, что ярко сказывается и в громадном проценте психических заболеваний среди одиночно заключенных. Но с точки зрения каких бы то ни было положительных результатов метода картина представляется совершенно иная.

Все, что вырабатывается психическим подбором, вырабатывается из материала непосредственных, первичных переживаний, и в них находит свою границу. Это те переживания, в которых выражается прямое, ближайшее отношение психической системы к ее среде. Лишение свободы сводит их и количественно и качественно к minimum'y, ограничивая всю область доступной восприятию внешней среды ничтожным пространством тюремного заключения и его безжизненно однообразной обстановкой. Система одиночного заключения находит, однако, и этот minimum еще слишком большим и считает необходимым дальнейшее ограничение притока живых восприятий — у человека отнимают все, что могли бы дать ему путем общения другие люди, товарищи по судьбе и низшие представители власти. Правда, при этом не исключается обыкновенно возможность работать, а также читать; но простая, механическая работа, какая только и совместима в громадном большинстве случаев с условиями одиночного заключения, через самое короткое время перестает быть источником новых впечатлений, — а чтение, дающее бледно абстрактные образы при посредстве слов, никогда не может сколько-нибудь заменить ярких переживаний «настоящей» жизни.

При чем же остается тогда «исправляемый»? Да очевидно — при своем прошлом .

Настоящего тут нет у человека — почти нет, потому что оно слишком ничтожно по своему положительному содержанию. И если психика недюжинно сильна, если ненормальные условия жизни не приводят к ее прогрессивному упадку и разложению, то не трудно предугадать, в каком смысле и направлении будет совершаться ее развитие. Резкое преобладание отрицательного подбора — жизнь, полная страданий, — обусловливает особенную силу и интенсивность монистической тенденции. Происходит строжайшая систематизация психического содержания вокруг одной определенной организующей идеи, связанной с одним определенным направлением воли. Складывается психика цельная и неуклонная, вырабатывается «железный» человек, если не «иудей», то «фанатик» или, во всяком случае, существо, не знающее колебаний и пощады в жизненной борьбе.

Между тем материалом для такой систематизации служит то самое жизненное содержание, которое раньше привело человека к конфликту с общественной властью. Можно, следовательно, с большой вероятностью ожидать, что и те итоги, которые подведет психический подбор в одиночном заключении, сведутся к идее, которая будет глубоко враждебна общественной власти; а если власть эта в данное время является действительным органом и выражением воли общества, то руководящая идея, вырабатываемая в «преступнике» при данных условиях, будет и глубоко антисоциальна. И нетрудно видеть, что тот небогатый жизненный материал, который само по себе дает одиночное заключение, как нельзя более гармонирует с такой идеей, как нельзя лучше укладывается в ее рамки: ведь основное его содержание составляет враждебные и мучительные воздействия общественной власти на личность «преступника».

Таким образом, даются все условия для той — обыкновенно узкой и односторонней — цельности, которая так поражает нас нередко в людях, «благополучно» перенесших долгое одиночное заключение. Рядовой человек оппозиции превращается в сурового и грозного политического борца, отдающего всю жизнь на служение одной идее. Обыкновенный уголовный преступник становится страшным и жестоким «врагом общества». Это, конечно, не то, к чему стремится данная система «исправления». Но в сущности, она и вообще-то к какому бы то ни было «исправлению» стремится только в головах ученых криминалистов, реально же она стремится совсем к другому — разбить и ослабить психику «исправляемого» так, чтобы он, по недостатку сил, не мог быть особенно вреден; и в большинстве случаев это достигается, в меньшинстве — достигается то, что мы сейчас описали. Задача исследователя, стоящего на нашей точке зрения, будет заключаться в том, чтобы отчетливо констатировать в подобных случаях факты, как они есть; их критика уже дана в них самих, раз известна основная закономерность их влияния на психическую жизнь.

Те же соображения, какие мы высказали по поводу одиночного заключения, относятся, с незначительными оговорками и изменениями, ко всякому продолжительному и суровому лишению свободы. Типы героев и вождей каторги, с их поражающей «преступной» цельностью, могут служить хорошей иллюстрацией нашей жизни.

Само собой разумеется, что как принципиальные, так и частные недостатки того метода психического воздействия на людей, который основан на «наказании», объективно уменьшаются по мере смягчения конкретных форм наказания, например от физического искалечения к лишению свободы, от лишения свободы к общественному порицанию. Но совершенно они никогда не устраняются, пока сохраняется сам метод. Таким образом, возникает вопрос об ином методе преобразования человеческой души, более «экономичном» в смысле затрат энергии, а в то же время прямее ведущем к цели [115].