Владислав Бугера - Сущность человека

Однако тогда возникает вопрос: откуда же тогда взялось то представление, которое апологеты классового общества с древнейших времен и до наших дней распространяют в массовом сознании через религиозные мифы, философские трактаты и психологические труды — представление о том, что до возникновения цивилизации люди якобы были крайне жестоки и агрессивны (не только в межплеменных, но и во внутриплеменных отношениях), и лишь цивилизация, порожденные цивилизацией религия и мораль начали смягчать нравы? Неужели это просто лживая сказка, не имеющая никаких реальных оснований?

Действительно, представление это неверно. Но оно не является чистой, стопроцентной ложью — кое-какое основание у этой сказки все же есть.

Дело заключается в следующем. В какой-то момент — уже на весьма поздних стадиях перехода от первобытного общества к классовому — еще вчера спокойные, уверенные (по инерции, сохранившейся еще с первобытных времен) в справедливости своих отношений и обычаев люди вдруг глубоко и резко, разом, мгновенным скачком прочувствуют несправедливость и унизительность новых общественных отношений, проникающих в их жизнь 20 . Такой момент удалось застать Малиновскому: на одних островах он наблюдал племена спокойных, психически здоровых людей, а на других, расположенных по соседству — другие племена, родственные первым по расе, очень близкие по языку, уровню развития производительных сил и по многим обычаям , но все-таки чуть-чуть более авторитарные и менее коллективистские, чем первые. И вот это «чуть-чуть» привело к радикальным психологическим отличиям: очередной небольшой шажок по направлению к классовому обществу превратил сделавшие его племена в сообщества тяжелых невротиков, истериков и психопатов, переполненных страхами, навязчивыми идеями — и исключительно агрессивных . Этнографы знают немало подобных племен; в качестве одного из примеров укажем на добу, изученных Рут Бенедикт, чье описание этого племени приводит и анализирует Эрих Фромм в своей «Анатомии человеческой деструктивности» [695, с. 154–156].

И вот цивилизация, со своей религией и моралью, начинает сдерживать, подавлять, загонять в подсознание крайние проявления тех же самых страхов, враждебности, воли к власти (садизма), воли к подчинению (мазохизма), отношения индивида к себе подобным как к посторонним вещам, объектам манипуляции и потенциальной угрозе — словом, всех тех психологических уродств, которые она сама же и породила уже на своей заре, в процессе своего возникновения . Цивилизованные проповедники религии и морали приписывают все эти уродства дикости, до-цивилизационному бытию людей — в то время как настоящая первобытная дикость этих уродств почти не знала (исключения из этого правила почти полностью относятся к сфере отношений между разными племенами) , и их распространение в действительности было не чем иным, как первой ласточкой новых, цивилизованных, «культурных» нравов. Вот откуда пошла сказка о необузданности дикарей, укрощаемой цивилизацией, и вот почему эта сказка, несмотря на наличие некоторых реальных ее оснований, все же лжива по своей сути.

Подавлять, «вводить в рамки правил игры» свои же собственные уродливые порождения цивилизация начала почти сразу же после того, как выпустила этих джиннов из бутылки — уже на своей заре, еще до окончательного завершения перехода от первобытного общества к классовому. Об этом, в частности, свидетельствует пример племени манус, изученного Маргарет Мид (и этот пример Фромм проанализировал в той же своей книге [695, с. 152–154]): это племя, уже в основном — но все-таки еще не стопроцентно — цивилизованное, уже научилось подавлять и «сублимировать» агрессивные импульсы своих членов посредством морали, напоминающей пуританскую. Таким образом, вся психологическая история общества отчуждения есть история его борьбы с теми самыми деструктивными влечениями и психологическими противоречиями, которые оно же само постоянно и неуклонно воспроизводит. Поэтому не приходится удивляться тому, что человечество, живущее по законам классового общества, неизбежно является психически больным — и вылечить его можно не иначе, как обеспечив его переход от классового к бесклассовому, коллективистскому обществу 21 .

То, что цивилизованное человечество является психически больным — вовсе не преувеличение. «Нормальные» люди классового общества даже не осознают, насколько они невротичны 22 ; если бы это было не так и классовое общество было психически здоровым, то «виагра» и прочие средства того же рода не пользовались бы такой популярностью, как сейчас, не рекламировались бы так широко 23 . «Нормальные» цивилизованные люди также не осознают, сколько среди них не просто невротиков и психопатов, но самых настоящих психически больных людей — таких, которых не только они сами, но и окружающие признают за «нормальных». Прежде всего это относится к шизофреникам и истерикам.

«…поразивший меня факт — это открытие, сделанное мною во время психотерапевтической практики: я был потрясен количеством шизофреников, которых почти никогда не встретишь в психиатрических клиниках. Такие случаи частично маскируются под неврозы навязчивых состояний, фобии и истерии, и такие больные слишком осторожны, чтобы приближаться к психиатрической больнице. Эти пациенты настойчиво требовали лечения, и я, верный ученик Блейлера, попытался заняться пациентами, о контакте с которыми, попади они в клинику, не мог и мечтать, — случаями бесспорной шизофрении даже с точки зрения неспециалиста. Я вообще считал абсолютно ненаучным лечить подобных больных, — а после курса лечения мне говорили, что эти люди не могли быть шизофрениками первоначально. Встречается большое количество скрытых психозов (и некоторое количество не столь скрытых), которые при благоприятных обстоятельствах могут быть подвергнуты психологическому анализу, иногда с довольно приличными результатами» [763, с. 261–262].

«Число скрытых и потенциальных психозов по сравнению с очевидными случаями поразительно велико. Не претендуя на какую-либо точность статистических данных, я полагаю, что данное соотношение составляет 10:1. Немало классических неврозов, таких, как истерия и невроз навязчивых состояний, в процессе лечения оказываются скрытыми психозами, которые иногда могут перерастать в явные, — факт, о котором психиатр никогда не должен забывать. И хотя благодаря скорее везению, чем собственным заслугам, меня минула печальная участь наблюдать, как какой-нибудь из моих пациентов неудержимо сползает в психоз, в качестве консультанта я наблюдал подобное не раз. Например, классические обсессивные неврозы, навязчивые импульсы которых постепенно превращались в слуховые галлюцинации, или случаи явной истерии, которые оказывались скорее ширмой для различных форм шизофрении 24 . Для клинического психиатра в этом нет ничего необычного. Однако, когда я начал частную практику, меня удивило сравнительно большое число пациентов со скрытой шизофренией, которые бессознательно, но систематически избегали психиатрических клиник и вместо этого обращались за консультацией и помощью к психологу. В таких случаях дело касалось не только людей с шизоидной предрасположенностью, но и истинных психозов, где компенсаторная активность сознания еще не была окончательно подорвана» [763, с. 274].