Владислав Бугера - Сущность человека

Не имеет никакого отношения к рассматриваемому нами вопросу и тот факт, что в СССР работник мог выбирать, куда ему устроиться на работу. Как мы уже видели, еще Тони Клифф прекрасно понимал, что если всеми предприятиями владеет единый хозяин, то выбор и перемена работниками мест работы ничуть не опровергают того факта, что работники не являются наемными, а их труд — товаром. Однако этого совершенно не понимал известный экономист Алек Ноув, пытавшийся доказать наличие рынка рабочей силы в СССР, исходя из наличия выбора и перемены работниками мест работы, а также из того, что государство регулировало движение рабочей силы не столько административными мерами, сколько повышением и снижением зарплат в зависимости от колебаний спроса на рабочую силу в тех или иных отраслях и регионах [858, p. 253–260; 857, p. 201–205]. Не понимают этого и многие из тех, кто считает, что в СССР был капитализм.

Как это будет видно из дальнейшего изложения, широкая распространенность товарно-денежных отношений в СССР тоже не является доказательством в пользу существования там капитализма… Доказать существование капитализма в СССР можно только одним способом : привести неопровержимые факты, согласно которым с 30-х по 80-е гг. более половины постоянных жителей Советского Союза хотя бы раз в жизни встречались с независимой от государства авторитарной организацией, в принципе способной купить рабочую силу у того или иного человека и действительно регулярно покупающей чью-то рабочую силу. Разумеется, таких работодателей надо искать в сфере тогдашней теневой экономики — так, как это и попытались сделать Леонард Шапиро и Джозеф Годсон:

«В 1971 г. не менее, чем 200 нелегальных дочерних предприятий действовали в Одесской области» [863, p. 65].

Вот если окажется, что нечто подобное имело место хотя бы в десятке областей, хотя бы в четырех-пяти союзных республиках на протяжении всего отрезка истории от Сталина до Брежнева включительно, — тогда можно будет считать доказанным, что в СССР рабочая сила таки была товаром и, следовательно, имел место капитализм. А пока нам не предъявили таких данных, мы предпочитаем придерживаться нашей концепции неоазиатского способа производства в СССР.

То, что в СССР рабочая сила не была товаром, правильно констатирует Хиллел Тиктин [869, p. 101–102].

Напоследок отметим забавную попытку Тони Клиффа доказать, что, несмотря на отсутствие рынка рабочей силы в СССР, там все-таки был «государственный капитализм». Он использует систему аргументов, сводящихся к следующему: СССР участвует в торговле на мировом рынке — значит, его экономика интегрирована в мировой рынок, подвластна мировой капиталистической конкуренции и регулируется законом стоимости, а следовательно, является капиталистической [280, c. 171–175]. По этой логике выходит, что в Древнем Египте, торговавшем на средиземноморском рынке хлебом, тоже был государственный капитализм.

(22) Следует всегда помнить, что название класса «государственные рабочие» не означает, что членами этого класса являются только рабочие — т. е. люди, занятые преимущественно физическим трудом. Так, НТР в свое время создала внутри этого класса (в капиталистических странах — внутри пролетариата) тонкий слой, представители которого уже отчасти перестали быть рабочими, выйдя за рамки старого разделения труда, но еще не вышли за рамки старого социального разделения — и оставались « государственными рабочими ».

(23) Неоазиатское государство не покупает у своих граждан рабочую силу , но покупает у них услуги : так, бюрократы, составляющие собою аппарат насилия, аппарат политического управления внутри неоазиатского госаппарата («государство в узком смысле слова»), принадлежат к классу мелкой буржуазии.

(24) Новый, да не совсем. Ленин писал по этому поводу:

«Мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и от буржуазии» [352, c. 347].

Пролетарский аппарат, созданный в результате Октябрьской революции, был новым прежде всего постольку, поскольку у него была качественно — по отношению к дооктябрьскому госаппарату — новая, созданная революционными массами во главе с большевистской партией структура. Но в то же время он в немалой степени оставался тем же старым, дооктябрьским аппаратом, поскольку огромный процент составляющих его до пролетарской революции кадров — Ленин говорил про «сотни тысяч буржуазных бюрократов» [351, с. 49] — сохранился и протянул ниточку преемственности от буржуазного через пролетарский к неоазиатскому госаппарату. Хотя Октябрьская революция больше, чем все другие произошедшие до сегодняшнего дня революции, разрушила старый госаппарат, но и она не сделала этого вполне.

(25) Сюжет взят из турецких анекдотов о Ходже Насреддине.

(26) Об этом см., напр.: 637, c. 3-14.

Множество фактов о том, как классовое общество губит природу Земли, ввергает огромные массы людей в нищету и голод ( в том числе и в высокоразвитых странах! ) при сверхизобилии преуспевающего меньшинства, вновь и вновь порождает войны — и тем самым ведет человечество к гибели, приводит в своей книге (представляющей собою фундаментальное обобщение результатов новейших исследований по вопросу о том, как современное человечество уничтожает само себя) ученый-экономист, депутат Госдумы Халиль Абубакирович Барлыбаев [38]. Резюмировать эти факты можно следующей цитатой из нее:

«Возможные сценарии такого исхода (самоуничтожения человечества. — В. Б.) графически изображены в приведенных выше моделях супругов Медоуз и Й. Рандерса в книге „За пределами роста“. Словесное изображение такого сценария вкратце может быть следующим: вследствие выбросов газов в атмосферу начинается необратимый процесс потепления климата; таяние льдов Арктики и Антарктиды вызывает затопление больших пространств на всех континентах и стихийное переселение людей на „сухие“ территории; потепление климата порождает засуху, опустынивание громадных площадей, опустошительные ураганы и цунами; вынужденное прекращение производства многих экологически сверхвредных товаров вызывает цепную реакцию кризисов в сфере производства, реализации, потребления, кредитов, финансов и т. д.; происходят повсеместное падение нравов, распад государственных структур, массовые беспорядки, грабежи и вакханалия; все это сопровождается распространением заразных болезней, нищеты, голода и вымиранием больших масс людей» [38, с. 117].

Однако когда Барлыбаев начинает говорить о том, как избежать такого исхода, то его выводы иначе, как утопическими, не назовешь:

«При принятии срочных, масштабных и действенных мер потери и жертвы будут минимальными или их можно будет избежать вообще. …Осуществление этих мер в принципе возможно уже при современном мироустройстве на земном шаре, без особых социально-экономических и общественно-политических преобразований, путем использования ныне действующих демократических, рыночных, международно-правовых механизмов и инструментов» [38, с. 117–118].