Владислав Бугера - Сущность человека

Тут примерно такая же история, как с происхождением человека: для того, чтобы на Земле возник человек, необходимо было, чтобы миллион-другой лет назад, к моменту начала великого оледенения, на Земле были какие-нибудь приматы — а какие именно, было неважно : не один, так другой вид человекообразных обезьян обязательно доразвился бы до человека… Продолжая эту аналогию, мы можем проиллюстрировать и разные соотношения между способами производства, между общественно-экономическими формациями : те из них, которые относятся к одному кругу , отличаются друг от друга в той же степени, как, например, один вид приматов (или, самое большее, один вид млекопитающих) от другого, — а различие между способами производства или формациями из разных кругов не менее существенно, чем различие между млекопитающими и пресмыкающимися…

(29) Как убедительно доказал Троцкий, высоко оценивший работу Сталина «Марксизм и национальный вопрос», она была написана фактически под диктовку Ленина [см. 653, c. 215–221]. Ее основные положения разделяют если не все, то почти все те марксисты, теоретическая родословная которых восходит к Ленину.

(30) «Нет сомнения, что на первых стадиях капитализма нации сплачиваются. Но несомненно и то, что на высших стадиях капитализма начинается процесс рассеивания наций…» [622, с. 89].

(31) Коммунист-маоист Ли Ян-мин, так озабоченный тем, чтобы остаться китайцем, не понял, что сохранение наций обязательно означает сохранение тех классов, которые являются их консолидирующим ядром — и что в той мере, в какой нация является консолидированной общностью, она является эксплуататорской организацией и ничем иным быть не может.

Замечательным примером мимикрии неоазиатского национализма под революционность является книга Ф. Нестерова «Связь времен», переиздававшаяся не меньше двух раз (2-е изд. — М., Молодая гвардия, 1984).

(32) Мы, люди классового общества, привыкли к тому, что личность — это обязательно отдельный человек, индивид. Нам это кажется само собой разумеющимся. Однако первобытное общество дает нам примеры того, что единой личностью может быть и группа людей. Каждое первобытное племя было единой коллективной личностью с единым характером (а не просто с одинаковыми характерами соплеменников — это не одно и то же!) , едиными (а не просто одинаковыми!) установками и целями.

Чем более первобытное, более коллективное племя из известных нам мы берем, тем в большей степени это утверждение верно для него. Между прочим, одним из проявлений этого личностного единства (т. е. того, что каждый член племени не ощущал и не проявлял практически отдельности своих интересов, стремлений и целей от интересов, стремлений и целей каждого своего соплеменника) была высокая эффективность обычного для первобытных общин принципа принятия решений: решение принято не тогда, когда за него проголосовало большинство, но только тогда, когда с ним согласились все . Практика же людей цивилизованного общества свидетельствует, что если группа состоит из индивидуальных личностей , то этот принцип неэффективен, постоянно дает сбои даже тогда, когда эти личности очень солидарны и дружелюбны по отношению друг к другу.

Первобытные люди ощущали себя физически едиными со своими соплеменниками, воспринимали свою общину буквально как единое тело. Остатки этого восприятия сохраняются не только во всех фазах перехода от первобытного общества к классовому, но даже у раннецивилизованных народов:

«В самых примитивных обществах имеется только одна связь, соединяющая безусловно и без исключения: принадлежность к одному племени (родство — Kinship). Члены рода солидарно выступают один за другого, Kin (род, семья) представляет собой группу лиц, жизнь которых таким образом связана в физическое единство, что их можно рассматривать как части одного живого существа. В случае убийства кого-нибудь из Kin'a не говорят: пролита кровь того или другого, а — наша кровь пролита. Древнееврейская фраза, в которой выражается племенное родство, гласит: ты — моя нога и мое мясо. Состоять в родстве означает, следовательно, иметь часть в общей субстанции» [693, с. 157].

Осознание первобытными людьми себя как частей (причем равноправных ) единого тела — общины, племени — так отражалось на общении между соплеменниками и с иноплеменниками, что, например, европейские исследователи, общавшиеся с бушменами до 40-х гг. XIX века, не могли понять: есть ли у бушменов какие-то личные имена, или таковых вовсе нет [см. 106, с. 290, 560].

Не так уж трудно понять, почему первобытные люди не были индивидуальными личностями. Индивидуальная личность формируется (и, по мере формирования, осознает себя как таковая), дистанцируясь — в той или иной степени — от окружающих людей в процессе общения с ними . Разумеется, без общения с окружающими никакая личность (ни коллективная, ни индивидуальная) формироваться не может; однако и без того, чтобы хотя бы в какой-то мере отстраняться от окружающих, индивидуальная личность сформироваться не может (общение между членами группы, имеющее место с детских лет и не переплетающееся с дистанцированием членов группы друг от друга, дает в итоге единую коллективную личность, которой и оказывается вся эта группа, взятая в целом). А от чего живым существам свойственно отстраняться? — От того, что причиняет боль. В отличие от отношений коллективного управления, сводящих (тем более, чем больше их доля в системе общественных отношений) причиняемую людьми друг другу ( а следовательно , и самим себе) душевную боль до минимума, до случайного исключения, отношения индивидуального и авторитарного управления бьют людей друг о друга ( а следовательно , и внутренне раскалывают каждого человека) с необходимостью , как правило — и тем чаще и сильнее, чем больше их доля в системе общественных отношений. Поэтому люди оказались вынуждены дистанцироваться друг от друга (и, следовательно, становиться индивидуальными личностями) лишь по мере того, как доля отношений индивидуального и авторитарного управления (ну и, конечно же, их зародышей — отношений индивидуальной и авторитарной собственности) в системе общественных отношений стала увеличиваться — то есть по мере перехода от первобытного к классовому обществу.

Чем более общество становилось классовым, отчужденным, чем меньше в нем оставалось первобытного коллективизма — тем более индивиду грозила участь игрушки в руках других индивидов, и тем более возрастала потребность каждого индивида в том, чтобы стать более или менее сильной личностью (и тем самым уменьшить риск превращения его в говорящее орудие — или, если такое превращение все-таки совершится, на худой конец уменьшить степень своего порабощения). Индивидуальная личность — это оружие для борьбы с другими членами того же общества ; и именно как таковое она является способом существования отчужденного человека. В коллективистском обществе, члены которого не отчуждены друг от друга ( а следовательно , и от самих себя) и которое в целом является единым оружием по борьбе с угрозами, исходящими из окружающего мира, — в бесклассовом обществе никому просто не нужно быть личностью: если человек человеку (в первобытном микрообществе — соплеменник соплеменнику) на деле не волк, а друг, товарищ и брат, не заключающий в себе потенциальной угрозы, — тогда зачем проводить дистанцию между собой и другими , зачем отделять себя от со-общинников как одну личность от других личностей? В обществе, где нет деления на «мое» и «твое», а есть только «наше», неоткуда взяться делению на «я» и «ты» — есть только «мы».