Владислав Бугера - Сущность человека

С такими фигурами, как бюрократ азиатского типа, феодал, античный рабовладелец, ростовщик, владеющий производственным предприятием капиталист, все в общем-то ясно: понять, почему каждый из них является эксплуататором, нетрудно. Труднее понять, почему эксплуататором является торговый посредник — купец 47 . Он покупает товар по одной цене, а затем старается перепродать тому, кто даст бóльшую. Покупая товар, купец находится с продавцом в отношениях индивидуального управления действиями каждого из них в процессе обмена; продавая этот же товар — в таких же отношениях с покупателем; в свою очередь, первичный продавец и последний покупатель данного товара находятся в таких же отношениях друг с другом. Но если рассматривать три стороны этого треугольника отношений не по отдельности, а вместе, как единую систему отношений, то мы увидим, что в них присутствует качественно новый момент — отношения авторитарного управления 48 . Процесс движения товара от первичного продавца к последнему покупателю не сводится к обмену между ними: это более сложный процесс перераспределения, в котором одному из участников некоторая доля общественного богатства достается ни за что 49 .

Прибыль купца не есть плата за услуги (= вознаграждение за риск и т. п.): плата за услуги — это сумма, которую дают продавцу услуг в соответствии с количеством вложенного в них общественно необходимого абстрактного труда (в случае с купцом услугами с его стороны могли бы быть транспортировка и охрана товаров, предохранение их от порчи, поиск продавца и покупателя и т. п.) и с соотношением спроса и предложения на услуги такого рода, а свою прибыль купец сам берет, не договариваясь со своими торговыми партнерами, сколько именно денег он должен получить от игры на разнице цен (если там, где купец продает свой товар, цены на последний сильно упадут, то купец не получит прибыли, и никто не будет обязан выплачивать ему ее; но если бы это была плата за услуги, то партнеры по торговле были бы обязаны отдать ему эту плату). Купец получает прибыль благодаря тому, что координирует действия людей (в нашем примере — двух, но их обычно бывает намного больше), помимо него никак не связанных друг с другом в процессе управления своими действиями и даже не знающих о существовании друг друга, превращая эти действия в единый процесс обмена; следовательно, он осуществляет авторитарное управление обменом между первичным продавцом и последним покупателем, благодаря чему данный обмен отчасти перестает быть самим собой, оказываясь лишь одним из моментов 50 упомянутого выше более сложного процесса перераспределения. Короче говоря, купец авторитарно управляет процессом распределения в более или менее крупных масштабах, безвозмездно перекладывая при этом из карманов своих партнеров в свой карман некую сумму. В отличие от той торговли, которую ведет купец, ремесленник, сам произведший свой товар и вынесший его на рынок, никого не эксплуатирует, даже если спрос на товары такого рода устойчиво превышает предложение и наш ремесленник долгое время продает свои товары по цене выше их стоимости: дело в том, что он никоим образом не управляет действиями своих торговых партнеров.

Купец может торговать с кем угодно; это значит, что он может выступать как эксплуататор и по отношению к представителям эксплуататорских классов. По отношению к эксплуатируемым это означало бы, что процесс распределения, в результате которого они оказываются не причастны к собственности на продукт своего труда, вышел за пределы авторитарно управляемой группы, членами которой они являются, и над управляющим этим процессом верховным собственником появился еще один начальник 51 , который потребовал свою долю. Об этом многое могли бы рассказать крестьяне эпохи разложения европейского и японского феодализма, которым так увеличивали оброк, что доводили их до полной нищеты, которых сгоняли с земель, как в Англии, которых порабощали, как в России; немало порассказали бы и крестьяне, жившие при азиатском строе в периоды его упадка.

Основываясь на приведенной выше цитате из «Капитала», официальные знатоки марксизма в СССР определяли эксплуатацию человека человеком как «безвозмездное присвоение собственниками (в словаре „Политическая экономия“ — классом собственников — В. Б.) средств производства продуктов прибавочного, а иногда и части необходимого труда непосредственных производителей» 52 . (Добавим, что случается и обратное: непосредственному производителю достается не только необходимый, но и часть прибавочного продукта. Так, например, обстоят дела у привилегированной прослойки пролетариата — «рабочей верхушки», имеющейся не только в высокоразвитых, но и в средне- и слаборазвитых капстранах.) Хорошее было определение для своего времени, хотя и грубоватое: например, в нем не учитывались такие, частенько бывающие важными, случаи, когда одни эксплуататоры эксплуатируют других или когда эксплуатируемые выступают в роли эксплуататоров. Или еще: термин присвоение может заставить забыть о том, что в ряде случаев прибавочный продукт не изымается эксплуататором из частной-по отношению к нему-собственности эксплуатируемого, но изначально принадлежит эксплуататору (хотя в этом продукте есть лишь малая доля труда эксплуататора либо ее нет вовсе). В любом случае после того, как была открыта концепция трех типов отношений собственности и управления, лучше пользоваться тем определением эксплуатации, которое мы дали тремя абзацами выше.

Разбойники и мошенники тоже относятся к эксплуататорам 53 , поскольку и они авторитарно управляют распределением, при этом безвозмездно присваивая продукт труда других людей безотносительно к тому, сколько труда они сами вложили в приумножение общественного богатства. Поэтому зря менеджеры капиталистических производственных предприятий (а также начальники-производственники в государствах типа СССР) обижаются, когда их обвиняют в грабеже трудящихся масс: сколько бы они ни делали полезной для общества работы, все равно в сравнении их с бандитами будет скрыта глубокая экономическая истина, не зависящая от какого бы то ни было морализирования. Они не были бы эксплуататорами, а значит, объективно не имели бы ничего общего с грабителями, если бы были руководителями в коллективистском обществе — в таком обществе, где деятельность руководителей постоянно и полно контролировалась бы их подчиненными, могущими заменить своих прежних лидеров новыми в любой момент. Однако подавляющее большинство эксплуататоров почему-то не хочет быть такими руководителями, хотя в коллективистском обществе им жилось бы гораздо спокойнее, чем теперь: