Александр Богданов - Приключения одной философской школы

Все это было бы очень хорошо: иероглифы, так иероглифы. Но тут неожиданно возникает серьезное недоразумение между Н. Бельтовым и Плехановым. Н. Бельтов не сомневается, что «вещи в себе» имеют определенные «формы», только эти формы нам неизвестны, и мы вынуждены пробавляться их «иероглифами». А Плеханов говорит совсем другое.

Он цитирует следующие слова Сеченова:

«…Каковы бы ни были предметы сами по себе, независимо от нашего сознания, — пусть наши впечатления от них будут лишь условными знаками, — во всяком случае, чувствуемому нами сходству и различию знаков соответствует сходство и различие действительное. Другими словами, сходства и различия, находимые человеком между чувственными предметами, суть сходства и различия действительные». И по поводу этих слов Плеханов замечает:

«Это верно. Нужно только заметить, что г. Сеченов не вполне точно выражается. Когда он допускает, что наши впечатления являются лишь условными знаками вещей самих по себе, то он как будто признает, что вещи сами по себе имеют какой-то неизвестный нам „вид“, недоступный нашему сознанию. Но ведь „ вид “ есть именно только результат действия на нас вещей самих по себе; помимо этого действия они никакого „вида“ не имеют . Поэтому противопоставлять их „вид“, — как он существует в нашем сознании, — тому их „виду“, какой они будто бы имеют на самом деле, значит не отдавать себе отчета в том, какое понятие связывается со словом „вид“». (Примечания к «Л. Фейербаху» Энгельса, изд. 1905 г., стр. 103).

Очевидно, что во всем приведенном рассуждении слово «вид» употребляется не в узком, оптическом, значении, а в гораздо более широком — в смысле формы и свойств вообще. Если бы были какие-нибудь сомнения относительно этого, то достаточно обратить внимание на текст цитаты из Сеченова: в ней слово «вид» вовсе не применено ни разу, а говорится только о «сходствах» и «различиях» — выражения, которые относятся ко всяким «свойствам»; и однако Плеханов критикует эту формулировку, как дающую повод к умозаключению о каком-то собственном «виде» вещей в себе. — Таким образом, оказывается, что никаких свойств «сама в себе» вещь не имеет; все ее свойства — это чувственные «результаты ее действия на нас». И, следовательно эти чувственные свойства вовсе не «иероглифы» форм и отношений вещей самих в себе, потому что «формы» и «отношения» — это уже свойства, а их там нет, и нечего «иероглифами» обозначать, кроме них же самих.

За верность такого понимания взглядов Плеханова ручается — сам Плеханов. В старом издании той же брошюры («Л. Фейербах» Энгельса с примеч. Плеханова, изд. 1892 г.) в этом месте примечаний было сказано:

«Наши ощущения — это своего рода иероглифы, доводящие до нашего сведения то, что происходит в действительности. Иероглифы не похожи на те события, которые ими передаются. Но они могут совершенно верно передавать как самые события, так — и это главное — те отношения, которые между ними существуют». (стр. 99). А в издании 1905 года Плеханов выкидывает эти фразы, переделывая всю эту часть примечания, и поясняет: «…в примечании к первому изданию… я сам выражался еще не совсем точно, и только впоследствии почувствовал все неудобства такой неточности» (стр. 103).

Бельтов же, как мы видели, в книге. 1906 года говорит именно об «иероглифах, выражающих формы и отношения вещей самих в себе», т. е. признает за «вещами в себе» тот самый «вид» или свойства, который Плеханов в 1892 году признавал, а в 1905 отверг. С точки зрения Бельтова, напр., пространственным отношениям опыта «соответствуют некоторые формы или отношения вещей »; с точки зрения Плеханова, вещи «в самих себе» не могут иметь пространственного характера, ибо он уже означает известную «форму» или «вид».

Я остановился на этом вопросе не для того, чтобы показать, как, в сущности, мало столковались между собою главные писатели данной школы, несмотря на свою внешнюю солидарность. Это сравнительно не важно [3]. Но посмотрите — дело идет, ведь, об основном философском понятии данной школы: до какой степени оно невыясненно, неопределенно, смутно! Что может объяснять такое понятие? И особенно, как может оно объяснять опыт в его целом?

Поистине, печальна роль «материи» в Плехановско-Бельтовской философии. Берутся явления опыта, и как явления, исследуются; но к каждому из них делается примечание: а причина-де этого явления, как и всех других — материя, которая действует на наши чувства: свойства же ее самой по себе неизвестны, а то и вовсе их нет, кроме свойства производить данные явления. — И никакого вывода из этого примечания, никакой рабочей гипотезы ; ко всякому явлению оно одинаково относится, и одинаково ничего не прибавляет. Бесполезно и скучно!

Явления опыта, хорошо или плохо, мы познаем, и кое-что о них таки знаем. А для их «объяснения» нам предлагают такую «материю», которой «истинную природу» мы знать не можем, «формы» и «отношения» которой сами по себе нам недоступны. Что это такое?

Ответ можно найти у Н. Рах-ова, одного из самых младших учеников школы:

«Что характерно для метафизики? — То, что познанное она стремится объяснить непознаваемым , доступное — неиспытуемым и неиспытываемым ». («К философии марксизма», стр. 34).

Это совершенно верно, и это — приговор.

Свой запутанный и бесплодный взгляд на материю Плеханов, Бельтов и другие стремятся во что бы то ни стало приписать Марксу и Энгельсу. Нечего и говорить, что это — большая несправедливость по отношению к Марксу и Энгельсу, и что их произведениями этого доказать нельзя. Приводились обыкновенно в полемике две цитаты, сколько-нибудь подающие повод, — на первый взгляд, конечно, — к подобному смешению. Первое место — из «Л. Фейербаха» Энгельса (стр. 14–15 русс. пер.), где Энгельс, полемизируя с кантианцами и употребляя, поэтому, их термин «вещи в себе», доказывает, что «вещи в себе» мы познаем, делая их (в производстве и в точной науке) вещами для нас . Но тут совершенно ясно, что Энгельс говорит о «вещах» прямо, как данных нам в опыте, и никаких намеков на «неизвестную природу» их или на вне-опытный характер нет и следа. Другая цитата (из примечаний Маркса о Фейербахе) в русск. переводе Г. Плеханова гласит: «Практикой должен доказать человек истину своего мышления, т. е. доказать, что оно имеет действительную силу и не останавливается по сю сторону явлений » (курсив мой). Эта цитата всерьез принималась и обсуждалась некоторыми критиками Плеханова, потому что они не догадывались ее сверить с подлинником. По проверке же оказалось, что в подлиннике написано прямо противоположное: «In der Praxis muss der Mensch die Wahrheit d. h. die Wirklichkeit und Macht die Dies-seitigkeit seines Denkens beweisen » (стр. 60 «L. Fuerbach» Engels'а, изд. 1903 года). Слова, которые я отметил курсивом, значат: «доказать по-сю-сторонность своего мышления». Отрицание «не» переводчик — Плеханов прибавил от себя, и получилась цитата в пользу философа Плеханова.