Дайзетцу Судзуки - Дзен-буддизм и психоанализ

Первый самурай попался и получил сильный удар палкой. Он не прошел проверки. Второй увернулся от удара и сам ударил в ответ. Третий остановился у входа и сказал находящемуся за дверью, чтобы тот не устраивал таких подлых шуток с опытным воином. Он почувствовал присутствие тайного врага в комнате еще до того, как тот себя обнаружил, и тем самым он показал себя достойным того дела, которое он должен был исполнить в деревне. Это — результат долгого опыта, через который должен был пройти самурай в те бурные времена.

Такое чувство невидимого врага развилось у мастеров меча тех феодальных дней до удивительной степени. Самурай должен был сохранять бдительность в любой ситуации, возникавшей в его повседневной жизни. Далее во сне он должен был быть готов к встрече неблагоприятных обстоятельств.

Не знаю, можно ли назвать это шестым чувством или родом телепатии, а следовательно, предметом так называемой парапсихологии. Я хотел бы только заметить, что теоретики искусства меча приписывают это чувство, обретенное мастером, работе бессознательного. Оно пробуждается вместе с достижением состояния самозабвения, не-сознания. Они сказали бы, что высшая ступень тренированности в этом искусстве ведет к исчезновению обычного относительного сознания. Это происходит, когда человек вовлечен в борьбу не на жизнь, а на смерть. Его ум в результате тренировки становится зеркалом, в котором отражается всякое движение мысли в уме противника, а потому он сразу знает, где и как его атаковать (точнее говоря, это не знание, а интуиция, протекающая в бессознательном). Его меч движется как бы сам по себе, и противник не находит защиты, так как удар меча настигает его именно там, где тот никак не ожидает. Бессознательное мастера меча — в самозабвении, в согласии с Разумом Неба и Земли — бьет по всему, что противится этому Разуму. Соревнование или битву среди мастеров меча выигрывает не быстрейший или сильнейший, даже не самый искусный, но тот, чей ум чист и самоотвержен.

Независимо от того, принимаем мы такую интерпретацию или нет, фактом остается то, что мастер меча обладает тем, что мы можем назвать бессознательным. Это состояние ума достигается, когда он уже не осознает своих действий и предоставляет себя целиком чему-то, трансцендирующему его сознание. Мы говорим «чему-то» или «кому-то», поскольку для такого бытия за пределами обычного поля сознания у нас нет слов, кроме отрицаний (X, или бессознательное). Непознанное, Х — это слишком расплывчато. Поскольку оно вступает в контакт с сознанием — так, что этот Х может воспользоваться всеми сознательно обретенными умениями, — его можно обозначить как бессознательное.

Какова природа этого бессознательного? Остается ли оно в поле психологии, пусть в самом широком смысле этого слова? Или же оно соотносится с источником всех вещей, будь то Разум Неба и Земли или еще что-нибудь из онтологии восточных мыслителей? Или назовем его «великим совершенным зеркалом знания» (адтаршонадгжняна), как иногда именовали его наставники дзен?

Следующий рассказ о Ягьи Таджима-но-ками, ученике наставника Такуана, прямо не связан с разбором бессознательного в предшествующей части этой лекции. Хотя бы потому, что тут он непосредственно не встречается с противником. Но для психолога немаловажно то, что благодаря некой форме дисциплины вырабатывается способность, которую можно назвать чуть ли не парапсихологической. Я мог бы добавить, что этот случай с Ягьи Таджима-но-ками, конечно, не проверялся научным путем. Но в анналах японского искусства владения мечом имеется немало записей о таких случаях, и даже наш современный опыт дает основание для веры в возможность подобной «телепатической» интуиции. Хотя я должен повторить, что такой психологический феномен, вероятно, не имеет ничего общего с бессознательным, о котором шла речь выше.

Однажды весной Ягьи Таджима-но-ками любовался в саду цветущими вишнями. Он погрузился в созерцание. Неожиданно он ощутил угрозу сакки [6] Сакки буквально означает «воздух убийства». Мастера меча нередко упоминают явления такого рода. Это трудноописуемое, лишь внутренне ощутимое свойство, распространяемое личностью или объектом. Люди часто говорят о том, что иные мечи переполнены этим «воздухом убийства», тогда как другие вызывают чувство благоговения, почтения, даже благожелательности. Обычно это объясняется характером или темпераментом создавшего меч художника, ибо произведение искусства отражает дух художника, а меч в Японии — не просто орудие убийства, но и произведение искусства. Сакки исходит также от лиц, которые тайно или явно вынашивают мысль об убийстве. Говорят, что такой «воздух» парит над головами отряда солдат, готовых атаковать противника. сзади. Ягьи обернулся, но не увидел никого, кроме мальчика-слуги, по обычаю сопровождавшего своего господина и несшего его меч. Ягьи не мог определить источник сакки. Это его чрезвычайно озадачило, ибо после долгой тренировки он обрел род шестого чувства, с помощью которого мог сразу обнаруживать присутствие сакки.

Он быстро вернулся в свою комнату и попытался решить эту досадную проблему. Ведь раньше он никогда не ошибался в обнаружении и локализации источника сакки, стоило ему ощутить его присутствие. Он выглядел сталь раздосадованным, что слуги боялись к нему подойти, чтобы спросить о причине его недовольства.

Наконец один из старых слуг подошел к нему и спросил, не болен ли хозяин, не требуется ли от них какая-нибудь помощь. Господин ответил: «Нет, я не болен. Но я испытал нечто странное в саду, просто выходящее за пределы моего разумения. Я размышляю об этом». И он рассказал о происшествии.

Когда Ягьи умолк, вперед вышел сопровождавший его молодой слуга и дрожащим голосом признался: «Когда я увидел своего господина погруженным в созерцание цветов вишни, мне пришла в голову мысль: каким бы умелым ни был наш господин, он явно не смог бы защититься, ударь я его сейчас сзади. Наверное, мой господин ощутил мою тайную мысль». Признавшись, юноша был готов понести наказание за неподобающие мысли, Это разъяснило Ягьи беспокоившую его тайну, а потому он не стал наказывать невиновного молодого слугу. Он удовлетворился сознанием того, что чувства его не обманывали.

Подход дзен-буддизма к реальности можно определить как донаучный (иногда и антинаучный) в том смысле, что дзен движется в полностью противоположном науке направлении. Это не обязательно означает противостояние дзен науке, но лишь то, что для понимания дзен требуется занять позицию, которой сциентисты пренебрегали — или даже игнорировали ее как «антинаучную».