Джулиан Баджини - Свинья, которая хотела, чтоб её съели

Смотрите также

10. Завеса неведения

55. Устойчивое развитие

87. Справедливое неравенство

100. Кафе «Нест»

Людвиг и Берти были двумя не по годам развитыми малышами. Подобно многим детям, они играли в игры, в которых использовали свои собственные языковые понятия. Одно из их любимых понятий, которое озадачивало взрослых, называлось словом «жук».

Оно родилось в тот день, когда дети нашли две коробочки. Людвиг предложил, чтобы каждый из них взял себе одну коробочку и смотрел только в нее, не заглядывая в коробочку другого. Кроме того, они не должны были описывать то, что было в коробочках друг друга или сравнивать их содержимое с любыми предметами, находящимися вне коробочек. Вместо этого для описания содержимого коробочек они решили использовать слово «жук».

По какой-то причине такая договоренность им очень понравилась. Каждый из них гордо заявлял, что у него в коробочке находится жук, но, когда кто-то просил его описать, что это за жук, они отказывались это делать. Насколько было известно другим, одна или обе эти коробочки были пусты или содержали в себе совершенно разные предметы. Тем не менее малыши настаивали на использовании слова «жук» для описания содержимого своих коробочек и вели себя так, как будто это слово было абсолютно уместным в их игре. Это было непонятно другим людям, особенно взрослым. Был ли «жук» абсурдным словом или это слово имело тайный смысл, который знали лишь эти мальчишки?

Источник: Людвиг Виттгенштейн «Философские исследования » (Блэквелл, 1953).

Эта странная небольшая игра является вариацией игры, о которой рассказал чудаковатый австрийский философ Людвиг Виттгенштейн.

Для Виттгенштейна использование языка является некой игрой, в том смысле, что оно полагается на комбинацию правил и обычаев (традиций), не все из которых можно точно выразить и которые понятны по-настоящему лишь участникам этой игры.

Вопрос, который просит задать нас Виптенштейн, состоит в следующем: обозначает ли что-нибудь слово «жук»? И если нет, тогда что оно означает? Хотя отрывок, в котором он обсуждает этого жука, может иметь бесконечное количество интерпретаций, кажется ясным, что Витгенштейн полагает, что нечто, находящееся в коробочке, не имеет отношения к использованию слова «жук». Поэтому, что бы ни означало это слово, если оно вообще что-нибудь означает, содержимое коробочки никак с ним не связано.

Такое объяснение, по крайней мере, кажется ясным. Но почему это так важно? В конце концов, в отличие от Людвига и Берти, мы не играем в такие эксцентричные игры, не так ли? А может, и играем. Подумайте над тем, что случится, когда я скажу: «У меня болит колено». Коробочкой в данном случае являются мои внутренние ощущения. Как и в случае с коробочками Людвига и Берти, никто, кроме меня, не может заглянуть в мою коробочку. И я не могу описать ее, сравнивая с чем-либо, находящимся вокруг меня. Весь словарь боли касается ощущений, и все это находится в коробочках нашего собственного субъективного опыта (ощущений).

Тем не менее такая «коробочка» есть и у вас. Вы тоже используете слово «боль» для обозначения чего-то, что происходит внутри этой коробочки. В свою очередь, я не могу чувствовать ваши внутренние ощущения. Поэтому вроде бы мы оказываемся в ситуации, очень похожей на ситуацию Берти и Людвига. У нас есть слова, которые обозначают те состояния, ощутить которые можем только мы сами. Но несмотря на это мы продолжаем использовать эти слова, как будто они что-либо значат.

Урок, который преподносит нам пример с жуком, состоит в том, что происходящее внутри нас не имеет ничего общего с тем, что обозначают такие, к примеру, слова, как «боль». Это очень алогично, поскольку мы предполагаем, что под словом «боль» мы подразумеваем некий вид своих личных ощущений. Но спор вокруг жука, похоже, показывает, что эго слово не может обозначать таких ощущений.

Скорее всего, правила, отвечающие за корректное использование слова «боль» и, таким образом, и его смысл, общеизвестны. Само собой разумеется, что когда мы оба говорим, что чувствуем боль, то происходящее внутри меня разительно отличается от происходящего внутри вас. Важно лишь то, что мы оба говорим об этом в ситуациях, где очевидно проявляются такие модели поведения, как гримасничанье и возбуждение. Если эти рассуждения верны, значит, наше повседневное использование слов очень похоже на игру Людвига и Берти.

Смотрите также

47. Кролик!

68. Безумная боль

74. Вода, вода, повсюду вода

85. Человек, которого нет

И сказал Бог философу: «Я Господь, Бог твой, Я всемогущ. Все, что ты скажешь, может быть сделано. Это легко!»

И ответил философ Богу: «Хорошо, Ваше Всемогущество. Сделай все синее красным, а все красное синим».

И сказал Бог: «Пусть цвета поменяются местами!» И произошла перестановка цвета, к великому замешательству знаменосцев Польши и Сан-Марино.

И сказал философ Богу: «Хочешь удивить меня, сделай квадратный круг».

И сказал Бог: «Да будет квадратный круг». И стало так.

Но философ запротестовал: «Это не квадратный круг. Это квадрат».

И рассердился Бог: «Если я говорю, что это круг, значит, это круг. Не наглей, иначе Я и в самом деле накажу тебя очень сильно».

Но философ продолжал настаивать: «Я не просил Тебя изменять значение слова «круг» так, чтобы оно означало «квадрат». Я хотел по-настоящему квадратного круга. Признайся — это единственное, чего Ты не можешь сделать».

Бог задумался на какое-то время, а затем решил ответить философу и излил на его зазнайскую головенку всю мощь своей ярости.

Чтобы не возникало подозрений в том, что предполагаемая неспособность Бога создать квадратный круг является просто частью атеистических насмешек, следует заметить, что классические теисты, такие как святой Фома Аквинский, благополучно признавали такие ограничения силы Бога. Это может показаться странным, поскольку если Бог всемогущ, то для Него, конечно, в буквальном смысле нет ничего такого, чего бы Он не мог сделать?

Однако Аквинский и подавляющее большинство его последователей не соглашались с этим. Им ничего не оставалось, как не соглашаться. Как и большая часть верующих, Аквинский полагал, что вера в Бога совместима со здравым смыслом (логикой). Это не значит, что логика предоставляет все достаточные основания для веры в Бога или что, применяя логику, мы можем исчерпать все, что можно сказать о божественном. Более скромное утверждение заключается в том, что между логикой (здравым смыслом) и верой в Бога не существует противоречий. Вам не нужно быть алогичным, чтобы верить в Бога, даже если это помогает.