Евгений Богат - Урок

По существующему положению СУ, добившись экономии, получает от «заказчика» полную стоимость, но можно ли это отнести к «завышениям»? Смысл этого положения ведь в том, чтобы материально стимулировать рационализацию на стройках. Эксперты усмотрели криминал в факте, оторванном от живой жизни, — что шпунта было забито меньше. А почему меньше? Выиграло ли от этого государство? На эти вопросы четкие ответы дали не эксперты, а суд. Не будет гиперболой, если мы назовем его работу блистательной.

Ленинградский городской суд разбирал это дело восемь месяцев. От 821 066 рублей «завышений», которые фигурировали в обвинительном заключении, не осталось ни рубля, ни копейки. Не было завышений — была экономия. Не было жульничества — было творчество.

Стройная конструкция «приписка — взятка — премия» оказалась лишенной первого звена. Но если не было приписок и строители получали премии совершенно законно, за что было давать взятки работнику УКСа завода Рудановскому?

Однако суд все же исследовал самым тщательным образом и вопрос о взятках, установив, что доказательства тут отсутствуют, а есть догадки, предположения, туманные намеки, неопределенные слухи и еще «чистосердечные рассказы» инспектору ОБХСС Твардовскому, в которых нет ни логики, ни здравого смысла.

Чтение приговора по этому делу заняло пять часов. Он состоял из многих разделов, и каждый заканчивался словами: «Сумма вменена неосновательно», «Обвиняются неосновательно», «Подлежат оправданию». Наконец Сильченков дошел до строк: «Немедленно освободить из-под стражи».

Зал аплодировал. Работа суда была для него большой школой правосознания. Школа эта воспитывала уважение к социалистической законности, к советскому правосудию.

А сейчас вернемся к тому, с чего мы начали наше повествование: «Головачева арестовали 25 августа; Сопровского, Кольчинского, Рудановского — через два дня…»

Чем же располагало дознание — ОБХСС Кировского района Ленинграда — к 25 августа? Актом контрольного обмера, выполненного Ленинградской областной конторой Стройбанка в июне и зафиксировавшего «завышения» в несколько сот тысяч рублей. Банк тогда же отнес их к «оправданным», поскольку в том году вводились новые сметные цены и работы иной раз опережали поступление утвержденных смет; нарушение, по сути, было формальным; добросовестные, серьезные работники Стройбанка не стали поднимать шум, ограничившись актом. Было в распоряжении ОБХСС и некое анонимное письмо, написанное туманно и весьма развязно. В нем сообщалось, что «в тресте окопались жулики», мельком назывались фамилии Головачева и Сопровского… И вот были произведены аресты.

Откроем теперь Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, чтобы ознакомиться со статьей 89 — «Применение мер пресечения».

«При наличии достаточных основании полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью, а также для обеспечения исполнения приговора лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд вправе применить в отношении обвиняемого одну из следующих мер пресечения: подписку о невыезде, личное поручительство или поручительство общественных организаций, заключение под стражу».

Как видим, для заключения под стражу нужны достаточные основания. Но даже и в этом случае заключение под стражу далеко не единственная мера пресечения.

Можно ли было опасаться, что Сопровский, Головачев и другие «скроются от дознания»? Или «воспрепятствуют установлению истины»? Какую истину, собственно, надо было установить? Видимо, в первую очередь, были ли «завышения»? Проконсультироваться с компетентными людьми относительно заключения Стройбанка, если надо, потребовать новых контрольных обмеров, которым никто помешать не мог. На тысячах стройплощадок их систематически выполняют четко и честно, абсолютно никого при этом не изолируя от общества.

Первым ошибочным шагом в этой уникальной истории явился поспешный арест. И вот юристы не от доказательств пошли к аресту, а от ареста к доказательствам. После того, как Сопровский и остальные без достаточных оснований были арестованы, а работа стройки разлажена, инициаторы дела № 8436 оказались в положении, когда надо было или «оправдать» арест, или нести ответственность за содеянное. Инспектор Твардовский и следователь Попова избрали первое. Их усилия на этом этапе напоминают усилия рыбаков, расставляющих сети в незнакомой реке наугад, на авось. Твардовский вывозит из конторы СУ мешками документацию. В надежде что-то найти.

Когда же материалы попадают к следователю Белову, его завораживают полмиллиона, те самые, что из акта Стройбанка перешли в дело. Цифра становится магической — замаячило крупное дело…

Став магической для Белова, огромная цифра начинает самостоятельно формировать ситуацию; теперь уже не Белов ее хозяин, а она господствует над ним. Он совершает второй в этой уникальной истории роковой шаг: вносит ее в ходатайство о продлении следствия. Могущество цифры возрастает — она названа в солидном документе. Теперь и ее надо «оправдать». И вот и Шкроба, и судебно-техническая экспертиза «находят» по 500 тысяч…

На суде выяснилось, что эксперты давным-давно не работают на стройках, двое из них к тому же не имеют высшего образования. Дело экспертиза разбирала по нормативам пятнадцатилетней давности, что, пожалуй, неудивительно, если учесть, что эксперты — пенсионеры, находящиеся на заслуженном отдыхе. Ситуация та же, как если бы при расследовании загадочного убийства медицинская экспертиза была поручена фельдшеру-пенсионеру.

«Завышения» по новым, не фигурировавшим в акте банка работам были «найдены». Цифра, подобно подпоручику Киже, «не имея фигуры» и не заключая в себе ровно никакой реальности, получает судьбу. Она заново рождается дважды: суммы «завышений» порядка 500 тысяч «обнаруживают» и судебно-техническая экспертиза, и Шкроба. Белов складывает эти две суммы, вот и получается 821 066 рублей. Точность-то какая, чуть ли не до копеек!

Белов боролся за магическую цифру самоотверженно. Он не остановился перед тем, чтобы аннулировать ряд смет, а одну (81 К — это целая детективная история) уничтожил даже физически. Оказавшись в «магической ситуации», он вынужден был совершать абсурдные действия, ибо смета — вещественное доказательство и уничтожение ее по нормальной юридической логике необъяснимо. Детектива, который, распутывая убийство, уничтожил бы нож, найденный рядом с трупом, сочли бы сумасшедшим.

Истина восторжествовала на суде. Десять находившихся на скамье подсудимых работников были признаны полностью не виновными ни в приписках, ни во взятках, ни в получении беззаконных премий. Более того, приговор суда — тоже редкий случай! — зафиксировал их заслуги в рационализации и экономии материалов и государственных средств (Верховный суд РСФСР оставил в силе приговор Ленинградского городского суда, полностью отклонив протест прокуратуры).