Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в Капитале К. Маркса

На этом пути Рикардо смешивает теоретические определения денег как денег с теми их свойствами, которыми они на деле обязаны капиталу, совершающему в них свое специфическое движение, не имеющее ничего общего с [173] явлениями денежного обращения как такового. В итоге за законы движения денег он принимает законы движения банковского капитала и обратно – сводит законы банковского капитала к законам простого обращения металлических денег, монеты. А деньги как таковые, как особое экономическое явление, теоретически так и остаются непонятными, вернее, понятыми неверно.

Рикардо сам чувствовал неудовлетворительность такого метода. Он понимал, что чисто эмпирическая индукция, к которой он вынужден в данном пункте прибегать, по самой ее природе не дает и не может давать необходимого вывода о природе денег. И это понимание у него проистекает не из чисто логических соображений. Дело в том, что он постоянно полемизирует с руководителями банков, с финансистами, которые, по его мнению, поступают с деньгами не сообразно с их стоимостной природой, а вопреки ей. В этом он видит причину всех неприятных коллизий и нарушений в сфере денежного обращения. И именно это побуждает его выяснять истинную сущность и природу денег, а вовсе не философски-логический интерес.

Эмпирически данная картина денежного обращения непосредственно являет взору не истинную природу денег, а как раз обратное – несоответствующее природе денег обращение с ними, результаты неправильных действий банков с деньгами. Так что чисто эмпирическая индукция, как прекрасно понимал сам Рикардо, в лучшем случае даст обобщенное выражение неистинного, несоответствующего природе денег движения и никогда не даст обобщенного выражения такого движения денег, которое соответствует закону их существования.

Иными словами, он хотел найти теоретическое выражение такому движению денег (золота, монет, бумаг, обязательств и т.д.), которое непосредственно отвечает требованиям всеобщего закона стоимости и не зависит (как то происходит в эмпирической реальности) от произвола, своекорыстия и капризов руководителей банков. Истинную природу денег он ищет с той целью, чтобы практик-финансист поступал бы не так, как он поступает до сих пор, а иначе – не вопреки, а в соответствии с требованиями, вытекающими из природы денег.

Эту задачу он и старается решить с помощью дедуктивного выведения теоретических определений денег из закона [174] стоимости, которое одно и может показать необходимые, в самой природе денег заключенные характеристики.

Но дедуцировать специфические отличительные черты денег как таковых, не содержащиеся в теоретических определениях всеобщего закона стоимости, а составляющие особенность денег как особого вида стоимости , ему уже не удается. Специфические черты денег никакими ухищрениями уже не выведешь из определений стоимости. Их волей-неволей приходится получать уже не выведением из всеобщего принципа теории, а чисто эмпирической индукцией, отвлечением абстрактно-общего от всех без исключения форм денежного обращения, включая и металлические, и бумажные деньги, и государственные банковские билеты, и все прочее.

Понимание денег именно поэтому так и осталось одним из самых слабых пунктов теории рикардианской школы.

Дедукция Рикардо в действительности остается чисто формальной дедукцией, которая позволяет вычленить в явлении лишь тó, чтó уже заключалось в определениях всеобщего понятия, а индукция – по-прежнему чисто эмпирической, чисто формальной, а не теоретической; формальная индукция не позволяет отвлечь от явления те его черты, которые принадлежат ему необходимо, которые связаны с природой явления атрибутивно, а не появились в нем в силу влияния внешних, не связанных с его природой, обстоятельств.

Формальный характер дедукции еще в большей степени сказывается у Рикардо при попытке подвести под закон стоимости такие явления, как прибыль и прибавочная стоимость.

Подводя прибыль под всеобщую категорию стоимости, Рикардо сталкивается с тем парадоксальным фактом, что прибыль, с одной стороны, удается подвести под категорию стоимости, но, с другой стороны, сверх выявленных всеобщих определений в прибыли остается еще нечто такое, что при попытке выразить его через ту же категорию стоимости вдруг оказывается противоречащим всеобщему закону.

Получается нечто аналогичное тому, как если бы мы, подводя под положение «все люди смертны» некоего Кая, убедились, что он, с одной стороны, подводится под него, но, с другой стороны, его индивидуальная особенность [175] заключается как раз в том и только в том, что этот Кай... бессмертен.

Именно в такое нелепое положение попал Рикардо, когда он попытался вывести теоретические определения прибыли, исходя из закона стоимости, когда он попытался непосредственно подвести прибыль под закон стоимости. Сам Рикардо, правда, этого противоречия не заметил, хотя сам же его и выявил. Но это сразу же заметили враги трудовой теории стоимости, в частности, Мальтус.

Известно, сколько стараний затратили сторонники и последователи Рикардо, чтобы доказать недоказуемое – что этого противоречия на самом деле в его системе нет, а если и есть, то получается только вследствие нечеткости выражений учителя, вследствие неотработанности его терминологии и т.д., а поэтому может и должно быть устранено чисто формальными средствами – путем изменения названий, уточнения определений, выражений и т.д. и т.п.

Но именно эти попытки и положили начало процессу разложения школы Рикардо, процессу фактического отказа от принципов трудовой теории стоимости при формальном согласии с ними. Именно потому, что логическое противоречие между всеобщим законом стоимости и законом средней нормы прибыли, выявленное теорией Рикардо, есть вполне реальное противоречие , все попытки представить его как несуществующее, как продукт нечеткости выражений и неточности определений не могли привести ни к чему иному, кроме фактического отказа от самого существа теории, от ее рационального зерна.

Первым и основным признаком разложения школы Рикардо является фактический отказ от стремления развить всю систему экономических категорий из одного всеобщего принципа, из определения стоимости количеством рабочего времени, из представления о труде, создающем товары, как о реальной субстанции и источнике всех остальных форм богатства.

Одновременно развитие теории после Рикардо прямо и непосредственно приводило к необходимости уяснить диалектику отношения всеобщего закона к развитым формам его осуществления, к особенному. Теория Рикардо в ее развитии подвела к проблеме противоречия в самой сущности определений предмета теоретического исследования. [176] Ни сам Рикардо, ни его правоверные последователи, как известно, так и не смогли справиться с трудностями, в которых обнаруживалась перед мышлением реальная диалектика действительности. Их мышление оставалось по существу метафизическим и, естественно, не могло выразить диалектику в понятии, не отказываясь от своих фундаментальных логических представлений, в том числе и от метафизического понимания проблемы отношения абстрактного к конкретному, всеобщего к особенному и единичному.