Даниэль Колон - Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство

Разделение на мифологическое время будет менее продолжительным. Мы ограничимся тем, что подчеркнём отображение этой традиционной мифологической связи в библейском повествовании, где множество раз повторяется формула «Тогда Иисус сказал ученикам Своим». Период христианской проповеди, духовное влияние христианства, рассматриваются как Новый Золотой Век в рамках того, что мы называем «местом в исторической бездне».

Традиционная ностальгия по Золотому веку сопровождается верой в «непрерывный вселенский упадок» (Генон). Он ни в коем случае не является только судьбой всякой цивилизации. Этот упадок следует воспринимать как общее историческое направление текущего цикла человечества (индуистскую Манвантару). Конец нынешнего цикла совпадает с началом другого цикла, который откроется Золотым веком. Кроме того, как подчёркивает Генон, следует говорить о конце мира, нежели о конце света. Параллельно с воззрением на упадок как смысл истории, все традиции испытывают надежду на то, чтобы увидеть рождение нового человечества на руинах старого посредством «мгновенного возвращения», как напоминает Жан Робин, описывая переход от одного цикла к другому. Таким образом, становится понятным значение христианского символа «ветхого человека», использованного для выражения упадка, который должен уступить место «новому человеку» , объединяясь с истоками высокой духовности. С учётом исторических обстоятельств при изучении христианства, религии конца цикла, традиции, приспособленной к Железному веку, как правило, представляющей собой мессианство по природе своей являющееся традиционным явлением, правые усматривают в этом «ниспровержение» под предлогом того, что марксизм восстановил в секуляризованной форме. Суть в том, что слово «ниспровержение» как и слово «революция» передаёт не тот же самый смысл, который вкладывает в них истинный традиционалист или современный «левый» или «правый» человек. Настал момент прояснить, что же мы подразумеваем под этими словами.

Упадок не является однолинейным историческим процессом. Он, мы повторяем, глобальное направление, общий смысл которого следует из постоянного противостояния ниспровергающих сил хаоса и революционных сил порядка. Под «порядком» мы понимаем обязательный метафизический порядок, а не социальный случайный порядок, изначальное райское единство, а не искусственную гармонию материального мира, что являются лишь ветровыми стёклами, загрязнёнными хаосом, прозрачными масками беспорядка, угодного тем, кто посредством его биологических или экономических средств могут навязывать свою «героическую объективность». Для многих «правых» сегодня такие слова, как «ниспровержение» и «революция» принимаются одно за другое и означают силы, угрожающие случайному социальному порядку. Для традиционалиста Ниспровержениепредставляет общую историческую тенденцию (отсюда прописная буква), которая отдаляет человечество от его изначального состояния, условий, что предшествовали его «падению». Что же касается «революции», это общая историческая противоположная тенденция, цель которой — возвращение к норме, восстановление идеального состояния, уничтоженного «первоначальным грехом», согласно этимологии слова «революция» (от позднелат. revolutio — поворот, переворот, превращение, обращение). Это предполагает, что традиционализм революционен по определению, и среди многочисленных свидетельств революционной сущности христианской традиции мы приведём лишь эти слова пророка: «И застроятся потомками твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколений, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения». Когда марксист объявляет себя «революционным», даже узурпируя это прилагательное, он делает это искренне. Поскольку марксистское мессианство действительно выступает за возвращение к нормальному и основному состоянию человечества. К сожалению, это состояние определяется в терминах «бесклассового общества» и «примитивного коммунизма». Антитрадиционный характер марксизма порождён, главным образом, этой материальной утопией, нежели мессианством. От этого он не становится менее ужасным и, чтобы оценить опасность, которую он, несомненно, представляет, следует помнить генонианское различие между анти — традицией и контр — традицией.

Хотя Революция характеризуется метафизической напряжённостью в изначальной духовности, Ниспровержение делает это из — за материалистической, второстепенной или первичной тенденции. Но в самом себе Ниспровержение содержит две фазы: анти — традиционную фазу чистого или простого отрицания духовности, и контр — традиционную фазу, более тонкую, где материализм сопровождается тем, что Генон называет «извращённой духовностью», понятием, достаточно близким к «второй религиозности» Шпенглера, пародии истинной духовности. Марксизм, понимаемый только как контр — традиционное явление, представляет любопытную смесь материализма (детерминизма «инфраструктуры» классовой борьбы) и духовной пародии (неверно истолкованного мессианизма завоевания Золотого века).

Далее мы увидим, как некие фрагменты священных индуистских книг с поразительной точностью предсказывают моральное разложение Кали — юги, сексуальный отказ от нашего времени; тем же способом христианство предвидело появление противоречия, доказательством чему служит евангельское предсказание: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». Как не увидеть здесь намёк на современное разложение Церкви, очарованной марксизмом? И Бертран Дюбо, критикуя применения гегельянской схемы к истории христианства, прав, когда пишет, что «Католицизм — не тезис, а синтез, который охватывает всё, и этот синтез способен сопротивляться не противоположности, но системе, претендующей на эквивалентный или высший синтез. Подлинной универсальности, вероятно, противостоит ложный универсализм». В первом же ряду фигурирует марксизм, поэтому бесполезно бороться с любым биологическим «дифференциализмом», оставляя ему универсальную монополию. Вы можете лишь победоносно направить против псевдо — универсализма левых подлинную универсальность Традиции, открытие которой способно привести к традиционной христианской экзегезе. В этом и ни в чём больше заключается непременное условие истинной духовной европейской революции.

Переходя к «социально — революционному» христианству, а не духовной революции, «Новая школа» «правых» пыталась предотвратить коммунизм. В своём предисловии к книге Луи Ружьер, А. де Бенуа пишет: «Л. Ружьер, описывая то, что уже произошло, в то же время, описывает то, что нас ожидает». Показательная фраза, причём включающая в предисловие совокупность всей работы. Христианство обвиняется в возникновении непосредственно из иудаизма, в частности, из «древней библейской традиции презрения к могущественным». Пророков осуждали как домарксистских предтеч систематической восторженности пред «смиренными» и «местью бедняков». Псалмопевцев обвиняли в том, что они пошли на обман и предложили принцип классовой борьбы. Во всей этой массе анахронизмов мы без труда угадываем типичную дрожь консервативного интеллектуала, боязливую реакцию преимущественно перед «великим пожаром», который приносит на «землю» все формы истинной революции, весьма далёкой от восстановления эгалитаризма, но, напротив, — «справедливого неравенства», так любимого Аристотелем.