Ален Роб-Грийе - Соглядатай

Произнося эти слова, он неотрывно наблюдал за движением воды под пеной, параллельные линии которой то закручивались, то раскручивались в такт набегающим волнам. Ничто не всплывало на поверхность…

– Что-то вязаное.

Безразличный, бесстрастный, безапелляционный сверху раздался голос – тот самый, который говорил: «Прежде чем уехать, вы вынули ключ из маленькой сумочки под седлом…» Коммивояжер повернулся к Жюльену. Его поза, выражение – или, скорее, отсутствие выражения – были в точности такими же. Мальчик, казалось, даже не раскрывал рта. «Что-то вязаное?» Правильно ли Матиас услышал? Услышал ли он что-нибудь?

Благодаря этому расстоянию в семь или восемь метров, благодаря шуму ветра и волн (который сегодня был, однако, не так силен) он еще мог притвориться, будто не расслышал. Его взгляд снова пробежал по серой стене, испещренной уступами и гротами, и остановился на поверхности воды в углублении, укрытом от бушующих волн, вода в котором более спокойно и размеренно попеременно поднималась и опускалась у гладкой поверхности скалы.

– Какое-то старье, – сказал он, – которое я нашел вон там.

– Что-то вязаное, – невозмутимо поправил голос наблюдателя.

Он произнес это хотя и без крика, но громче. Теперь не оставалось никаких сомнений. Повторялось все то же: взгляд, устремленный к вершине обрыва, наклоненное вперед тело, неподвижное лицо, сжатые губы. Сопровождая свои слова жестом руки, Матиас уточнил:

– Здесь, на скалах.

– Я знаю, оно там со вчерашнего дня, – ответил молодой человек. И когда Матиас опустил глаза, добавил: – Оно принадлежало Жаки.

На этот раз коммивояжер предпочел вмешаться в открытую, чтобы дать себе время все уяснить и решить, как себя вести дальше. Он начал карабкаться вверх по скалистому склону тем же путем, что и вниз. Это было гораздо легче, чем спускаться, и очень скоро он оказался наверху.

Но и очутившись на равнине, он по-прежнему не знал, как ему подобает поступить. Как можно медленнее он прошел те несколько шагов, которые еще отделяли его от Жюльена Марека. Так о чем он хотел поразмыслить? На самом деле он только отступил перед угрозой, быть может, надеясь, что тот сам расскажет ему об этом поподробнее.

Поскольку мальчик, наоборот, упорно молчал, коммивояжер перво-наперво решил надеть свою куртку. Он сунул в карманы обе руки, чтобы проверить их содержимое. Все было на месте.

– Ты куришь? – спросил он, протягивая открытую пачку сигарет.

Жюльен отрицательно качнул головой и отступил на шаг. Коммивояжер – тоже не взяв сигарету – положил синюю пачку обратно в карман. Его рука снова наткнулась на целлофановый пакетик.

– Тогда, может, хочешь конфетку? – Предлагая, он держал в вытянутой руке прозрачный мешочек, набитый разноцветными фантиками.

Застывшее лицо уже начало, как прежде, отворачиваться в знак отказа, но в его чертах произошло какое-то, почти неуловимое изменение. Жюльен, казалось, передумал. Он посмотрел на мешочек, потом на коммивояжера и опять на мешочек. В этот момент Матиас понял, что в этих глазах было необычного: они не выдавали ни нахальства, ни злобы, просто мальчик страдал совсем легким косоглазием. Этот факт вернул ему уверенность.

Впрочем, Жюльен – задобренный – уже подходил к нему, чтобы взять из пакетика конфетку. Вместо того чтобы взять первую попавшуюся, он запустил пальцы поглубже, чтобы схватить за скрученный хвостик выбранную им конфету в красной обертке. Он внимательно осмотрел ее, не разворачивая. Затем посмотрел на Матиаса… Несомненно, черты лица молодого человека были искажены из-за плохого зрения, но глаза его не косили. Это было что-то другое… Запущенная близорукость? Нет, потому что теперь он рассматривал конфету, держа ее на нормальном расстоянии.

– Ну что же ты, ешь! – сказал коммивояжер, посмеиваясь над нерешительностью Жюльена. Может, он просто придурковат?

Мальчик расстегнул ветровку, чтобы добраться до одного из карманов рабочего комбинезона. Матиас подумал, что тот собирается сохранить лакомство на потом.

– Держи, – сказал он, – возьми весь пакет.

– Не стоит, – отвечал Жюльен. И снова уставился на него… А может, это был стеклянный глаз, от которого его взгляд становился таким смущающим? – Ваше? – спросил мальчик.

Матиас посмотрел вниз, на его руки: правая по-прежнему сжимала завернутую конфету, а левая протягивала вперед зажатый между большим и указательным пальцами, такой же блестящий, прозрачный и смятый – но развернутый и пустой – кусочек красной бумажки.

– Он лежал там, в траве, – продолжал Жюльен, движением головы указывая на небольшую ложбинку рядом с ними. – Ваше?

– Может быть, я обронил его, когда пришел, – с притворным безразличием сказал коммивояжер. Но подумал, что конфетные обертки не роняют, их выбрасывают. Чтобы загладить эту оплошность, он шутливо добавил: – Этот тоже можешь оставить себе, если хочешь.

– Не стоит, – ответил Жюльен.

На его тонких губах скользнула та же мимолетная улыбка, которую Матиас заметил недавно, еще на ферме. Тот скатал прямоугольный листочек красной бумажки в крепкий шарик и щелчком запустил его в море. Матиас проследил глазами траекторию полета, но потерял его из виду еще до того, как комочек достиг подножия обрыва.

– Почему ты думаешь, что это был мой?

– Он совсем такой же, как эти.

– Ну и что? Я купил их в городе. То же самое может сделать кто угодно. Их наверняка ела Виолетта, пока стерегла овец…

– Кто это – Виолетта?

– Я хочу сказать, бедняжка Жаклин Ледюк, – ты совсем запутал меня своими глупостями.

Несколько секунд мальчик молчал. Матиас воспользовался этим, чтобы снова придать своему лицу благодушно-спокойное выражение, что забывал сделать в течение последних реплик. Жюльен освободил конфету от обертки, а затем отправил в рот; но сразу же выплюнул обратно в руку, завернул в бумажку и бросил в воду.

– Жаки всегда покупала карамельки, – произнес он наконец.

– Ну и что, значит, это кто-то другой.

– Сначала вы говорили, что это были вы.

– Ну да, правда. Я взял одну только что, придя сюда, и выбросил бумажку в траву. Ты мне уже надоел со своими вопросами.

Теперь слова коммивояжера звучали естественно и мягко, как будто, ничего не понимая в этом допросе, он тем не менее поддался капризам ребенка – своего собеседника. Одна из чаек нырнула вниз, а затем снова набрала высоту большими взмахами крыльев, по пути едва не задев ими двоих людей.

– Я нашел его вчера, – сказал Жюльен.

Не зная, что ответить, Матиас уже готов был покинуть молодого Марека, оправдывая такую внезапность своим нетерпением. Однако он остался на месте. Хотя с помощью этого единственного клочка бумажки доказать что-либо было невозможно, лучше было не портить отношения со столь упорным следователем, которому, может быть, были известны и другие детали этой истории. Но какие?