Карл Маркс - Собрание сочинений, том 26, ч.2

[В-третьих: ] Рента — это лишь процент на вложенный в землю капитал {45} . Этот взгляд имеет со взглядом Рикардо то общее, что он отрицает абсолютную земельную ренту. Дифференциальную ренту он вынужден признавать в тех случаях, когда земельные участки, в которые вложены одинаковые капиталы, приносят ренты различной величины. На деле он сводится поэтому к взгляду Рикардо, что земля известного рода не приносит ренты и что там, где получается рента в собственном смысле слова, это — дифференциальная рента. Но этот взгляд абсолютно не в состоянии объяснить ренту, получаемую с такой земли, в которую не вложено никакого капитала, ренту с водопадов, рудников и т. д. На деле этот взгляд был не чем иным, как попыткой с капиталистической позиции спасти ренту — под названием процента — от нападок Рикардо.

Наконец [в-четвертых]: Рикардо полагает, что на земле, не приносящей ренты, цена продукта равна его стоимости, так как она равна средней цене, т. е. авансированному капиталу плюс средняя прибыль. Следовательно, Рикардо ошибочно полагает, что стоимость товара равна средней цене товара. Если эта ошибочная предпосылка отпадает, то оказывается возможной абсолютная рента, так как стоимость земледельческих продуктов, как и стоимость большой группы всех других товаров, превышает их среднюю цену, но вследствие существования земельной собственности не выравнивается в среднюю цену, как это имеет место у указанных других товаров. Таким образом, это последнее воззрение признаёт вместе с теорией монополии, что земельная собственность, как таковая, имеет к ренте непосредственное отношение; вместе с Рикардо оно признаёт дифференциальную ренту; наконец, оно считает, что наличие абсолютной ренты отнюдь не нарушает закона стоимости.

Рикардо исходит из положения о том, что относительные стоимости (или меновые стоимости) товаров определяются «количеством труда». (В дальнейшем мы проследим различные значения, в которых Рикардо употребляет слово «стоимость». На этом основана та критика, которой Бейли подвергает теорию Рикардо, и в этом, вместе с тем, заключаются недостатки рикардовской трактовки стоимости.) Характер «труда», определяющего стоимость, не подвергается у Рикардо дальнейшему исследованию. Если два товара являются эквивалентами, или эквивалентами в определенной пропорции, или, что то же самое, если они неодинаковы по своей величине, смотря по тому [524] количеству «труда», которое в них содержится, то ясно, вместе с тем, что по своей субстанции — поскольку они меновые стоимости — они одинаковы. Их субстанция есть труд. Поэтому они суть «стоимости». Их величина различна в зависимости от того, содержат ли они больше или меньше этой субстанции. Форма же — особое определение труда, как создающего меновую стоимость, или выражающегося в меновых стоимостях, — характер этого труда, у Рикардо не исследуется. Рикардо поэтому не понимает связи этого труда с деньгами, т. е. не понимает того, что этот труд непременно должен получить свое выражение в виде денег. Поэтому он совершенно не понимает, что с определением меновой стоимости товара рабочим временем связано то, что товары в своем развитии неизбежно должны дойти до образования денег. Отсюда его ошибочная теория денег. У него с самого начала речь идет только о величине стоимости, т. е. о том, что величины товарных стоимостей относятся друг к другу как количества труда, необходимые для производства этих товаров. Из этого исходит Рикардо. Он определенно указывает на А. Смита как на свой исходный пункт (глава 1-я, отдел I) [65].

Метод Рикардо состоит в следующем: Рикардо исходит из определения величины стоимости товара рабочим временем и затем исследует, противоречат ли прочие экономические отношения (прочие экономические категории) этому определению стоимости, или в какой мере они модифицируют его. С первого же взгляда очевидна как историческая правомерность такого метода, его научная необходимость в истории политической экономии, так и, вместе с тем, его научная недостаточность, — недостаточность, которая не только проявляется в способе изложения (со стороны формы), но и ведет к ошибочным выводам, так как этот метод перепрыгивает через необходимые посредствующие звенья и пытается непосредственным образом доказать совпадение экономических категорий друг с другом.

Исторически этот способ исследования был правомерен и необходим. У А. Смита политическая экономия развилась в некоторую целостность, охватываемая ею область получила до известной степени законченные очертания, так что Сэй мог изложить ее плоско-систематически в школьном учебнике. В период между Смитом и Рикардо появляются лишь исследования по отдельным вопросам — о производительном и непроизводительном труде, о деньгах, о теории народонаселения, о земельной собственности и о налогах. Сам Смит с большой наивностью движется в постоянном противоречии. С одной стороны, он прослеживает внутреннюю связь экономических категорий, или скрытую структуру буржуазной экономической системы. С другой стороны, он ставит рядом с этим связь, как она дана видимым образом в явлениях конкуренции и как она, стало быть, представляется чуждому науке наблюдателю, а равно и человеку, который практически захвачен процессом буржуазного производства и практически заинтересован в нем. Оба эти способа понимания, из которых один проникает во внутреннюю связь буржуазной системы, так сказать в со физиологию, а другой только описывает, каталогизирует, рассказывает и подводит под схематизирующие определения понятий то, что внешне проявляется в жизненном процессе, в том виде, в каком оно проявляется и выступает наружу, — оба эти способа понимания у Смита не только преспокойно уживаются один подле другого, но и переплетаются друг с другом и постоянно друг другу противоречат. У Смита это имеет свое оправдание (за исключением отдельных специальных исследований — о деньгах), так как его задача была в действительности двоякой. С одной стороны, это была попытка проникнуть во внутреннюю физиологию буржуазного общества; с другой же стороны, Смит стремился: отчасти — впервые описать проявляющиеся внешним образом жизненные формы этого общества, изобразить его внешне проявляющуюся связь, а отчасти — найти еще для этих явлений номенклатуру и соответствующие рассудочные понятия, т. е. отчасти — впервые воспроизвести их в языке и в процессе мышления. Одна работа интересует его в такой же степени, как и другая, и так как обе они протекают независимо друг от друга, то здесь получается совершенно противоречивый способ представления: один взгляд более или менее правильно выражает внутреннюю связь, другой же, — выступающий как столь же правомерный и без всякого внутреннего взаимоотношения с первым способом понимания, без всякой внутренней связи с ним, — выражает внешне проявляющуюся связь.