Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

И в том случае, если первичным явлением мы считаем обряды, нам не нужно обращаться к сверхъестественной силе, якобы присущей этим актам, для того чтобы выводить из них чувства и верования: достаточно вспомнить о том естественном влиянии поступков на мысли, на которое с такою силою указал еще Паскаль в известных словах: пейте святую воду, слушайте мессы, — „чисто естественным путем это заставит вас верить и смирить ваш ум“.

Наконец, та закономерная эволюция, которую обнаруживают на протяжении веков религиозные явления, рассматриваемые в общей связи их развития, уже сама по себе доказывает, что в данном случае мы не имеем дела с проявлением сверхъестественных влияний. Открытие общего закона эволюции, господствующего в истории мира, устранило теологические доктрины о творении и сохранении вселенной. Тот же вывод напрашивается и относительно религии, раз ее развитие совершается таким образом, что каждый новый момент необходимо, согласно определенному закону, связан с предыдущим. И это действительно вытекает из той картины религиозной эволюции, которую уже удалось набросать современным психологам.

Одним словом, гипотеза сверхъестественной и таинственной причины религиозных явлений, которой требуют, по-видимому, религиозные верования, могла бы удержаться, по крайней мере провизорно, лишь в том случае, если бы применение психологистского метода к объяснению религиозных явлений оставило некоторый не объясненный остаток. Но, несмотря на то, что в такого рода вещах было бы, конечно, всего неосновательнее претендовать на исчерпывающее познание и понимание, с познанием религиозных явлений дело обстоит совершенно так же, как с познанием явлений физических: мы знаем о них достаточно для того, чтобы признать научный метод вполне пригодным для их объяснения. Для нас существует лишь непознанное, а не непознаваемое, лишь необъясненное, а не необъяснимое. Ибо мы объясняем психологически, на основании общих законов человеческой психики, религиозное явление в самой его сущности; и эта сущность необходимо имеется в каждом религиозном факте, каков бы он ни был.

Таким образом некоторые психологи думают, что психология, опирающаяся в свою очередь на физиологию, заключает в себе все данные, необходимые для того, чтобы объяснить до конца, без всякого остатка, религиозные явления. Это оспаривают обыкновенно представители соседней науки, социологии, также посвященной положительному изучению фактов человеческой жизни, но рассматривающей эти факты с иной точки зрения.

По мнению этих последних психология овладевает религией, лишь обедняя и уродуя ее, отсекая от нее наиболее характерный и существенный ее элемент. Психологи довольствуются субъективной стороной религиозных явлений, они любят рассматривать мистицизм, как проявление религии по преимуществу. Но, согласно выдающимся представителям социологии 2з), внутренняя религия есть лишь более или менее неопределенный и неверный отголосок социальной религии в сознании индивидуумов.

Мистик есть человек страсти или рассудка, приспособляющий религию к своей личной философии. Не в этих производных, видоизмененных, субъективных и неопределенных формах следует рассматривать религию; если мы хотим создать действительную науку о религии, мн должны взять эту последнюю в ее конкретной, первичной, всеобщей и объективной реальности. Не мечтатели, исключительные существа, больные, философы, еретики будут тогда привлекать наше преимущественное внимание, а ортодоксы, представители живой, действующей религии, той религии, которая была и до сих пор остается существенным фактором в судьбе народов и отдельных лиц.

И если мы с этой точки зрение будем изучать не религиозное чувство, а сами религии, мы найдем, что одним из существеннейших их признаков является наличность обязанности, запрета, святыни. Всякая религия есть моральная сила, овладевающая индивидуумом и предписывающая ему такие действия или воздержание от действий, которые чужды его природе. Каким же образом может разобраться в религиозных явлениях психология, не имеющая в своем распоряжении ничего, кроме природы индивида? Официальные представители существующих религий, люди, действительно чувствующие, что такое религия, имеют полное основание протестовать против мнимых объяснений психологов. объяснение эти представляют из себя нечто иное, как софизм, обусловленный незнакомством с вопросом Они рассматривают в религии то, что не является, строго говоря, религией, и проходят мимо того, что как раз требует объяснения. Благодаря этому, после того, как психологизм уже закончил свою работу, в религии еще остаются такие черты, которые заставляют рассматривать ее как учреждение сверхъестественное, несводимое к данным науки, и философы с полным правом продолжают противопоставлять психологизму принцип обязанности и запрета, категорический императив Канта с его трансцендентальной природой. Ибо кантианское учение в своей критической части совершенно правильно осуждает то ошибочное мнение, что идею долга можно объяснить, как иллюзию, создаваемую игрой одних только законов индивидуального сознания.

Сведение религии к науке, недоступное для физических наук, превосходит также силы психологии; и пришлось бы признать эту цель недостижимой, если бы над психологией не существовало высшей науки, социологии, перед которой окончательно рассеивается тайна мироздания.

Чтобы получить возможность устранить трансцендентные причины и объяснять все явление простыми естественными законами, психология соответственным образом изменила свою точку зрения. На место субъективного наблюдения, которое может дать лишь подлежащие объяснению факты, она поставила наблюдение объективное. Она поставила своей задачей изучать психические явление извне, как физик изучает физические явления.

Но условие это легче постулировать, чем осуществить, особенно когда дело идет о религиозных явлениях. Как известно, мистики энергично восстают против применения этого метода, который по их мнению в религиозной области совершенно недопустим. Мистическое явление есть опыт, и притом опыт, не выразимый в понятиях и словах. Никто не может ознакомиться с этим опытом, если сам не пережил его.

Такое явление нельзя изучать извне. Все внешние знаки, при помощи которых люди пытаются создать себе понятие об этом явлении, не достигают цели.

Как бы мы ни относились к этому возражению мистиков, несомненно во всяком случае, что в психологии идея чисто внешнего наблюдение далеко не отличается ясностью; и в особенности это приходится сказать в настоящее время, когда психологи признали первичным данным сознание целостную психическую активность вместо тех внешних друг по отношению к другу явлений или состояний сознания, которые принимала за элементы ассоциационистская школа. Уже по одному этому применение к психологии научного детерминизма — ради чего и была изобретена ассоциационистская теория — стало произвольным, неопределенным и неуверенным.