Дэвид Лоуренс - Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность
- Название:Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Эксмо»
- Год:2003
- Город:Москва
- ISBN:5-699-03099-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дэвид Лоуренс - Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность краткое содержание
В этой книге великий английский писатель Дэвид Герберт Лоуренс (1885–1930), автор блестящих и беспрецедентных по своей откровенности литературных произведений, открывается отечественному читателю с неожиданной стороны. Убедительностью аргументов и обезоруживающей смелостью философские эссе Лоуренса не уступают по силе воздействия его прославленной художественной прозе. Лоуренс удивляет, шокирует и… подтверждает репутацию писателя, которому всегда есть что сказать по-настоящему нового.
В оформлении книги использованы фрагменты гобеленов работы Уильяма Морриса.
Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Нынче все мы впали в заблуждение идеализма. Человек всегда впадает в одно из трех заблуждений. В Китае таковым является приверженность традициям. Где-то в южных морях это излишняя импульсивность. Ну а наше заблуждение — идеализм. Все три типа поведения в совокупности — это реальная жизнь. Но каждый в отдельности, если он единственный или доминантный, ведет к разрушению. Мы должны стремиться к целостности нашего бытия, превыше всего к той целостности, которая есть Дух Святой, живущий в нас. Вместо этого, ослепленные идеалами любви и добра, мы превращаемся в автоматы, этакие паровозики любви, неутомимо работающие на топливе чужих радостей и печалей и пыхтящие дымом милосердия или, напротив, праведного гнева. Но самый наш коронный номер — это подлить в огонь побольше масла нашего возмущения чьей-нибудь подлостью или несправедливостью и, раскочегарив докрасна топку, погнать свой паровозик на полных парах вперед, прямо на обидчика: «Бей! Круши! Так ему и надо!» Ты отказываешься нас любить? Значит, ты наш вечный враг! Будем давить тебя танками нашей любви! Давим, да еще приговариваем:
— Ну что, будешь и дальше отрицать любовь? Говори, будешь?
Бедняга с трудом отвечает, хрипя:
— Не буду! Не буду! Хочу, очень хочу любви — буду любить, и пусть любят меня…
Но мы уже так привыкли давить людей танками нашей любви, что в ярости не замечаем — цель наша достигнута, и пора бы уж отпустить несчастного.
Sois mon frére, ou je te tue.
Sois mon frére, ou je te tue [90].
Эта угроза с упорством, достойным попугая, повторялась на протяжении всех наших «любящих» веков. Она звучит, как стук колес о рельсы, по которым безостановочно катится многовековой паровоз любви. Но, увольте меня, я схожу с этих рельсов. Пар моей любви истощился, топки мои взорваны, котлы мои вышли из строя.
Мы совершили ошибку, вымостив свой путь любовью и думая, что это и есть вечный путь великого локомотива чувств. Мы все катим и катим на своих колесах по рельсам нашей любви. И нам открыты лишь два направления — вперед и назад. Но мы, мудрая англоязычная раса, знаем лишь путь вперед, хотя неразумные немцы уже дают задний ход.
Мы катим все дальше и дальше, и впереди у нас — Новый Иерусалим [91], хотя и позади у нас — тоже Новый Иерусалим. Немцы нехорошо поступили, повернув назад, от чего происходят аварии на дороге. Паровозы упрямо движутся каждый в своем направлении, сталкиваясь лбами и разбиваясь. С чего это мы, англосаксы, должны двигаться к Новому Иерусалиму назад, как это делают немцы? Ведь гораздо логичнее, если немцы будут двигаться нашим путем вперед. По всей линии мы видим паровозный лом. Но теперь у нас новый девиз: «Расчистим себе путь вперед!» Или еще лучше: «Заставим немцев расчистить нам путь вперед!» Ибо мы жаждем одного: двигаться дальше.
А пока что мы сидим себе в тени и ждем, когда же наконец объявят отправление. Что до меня, с меня довольно этих маневров, довольно этой тряской езды к стерилизованному Новому Иерусалиму, и меня не интересует, в какую сторону ехать — вперед ли, назад ли… Не дождется меня Новый Иерусалим — ни тот, ни другой! Я не еду.
Так что всего хорошего! Пусть человечество остается ждать на обломках железнодорожных крушений, пусть себе сидит под железнодорожной насыпью любви. Между прочим, некоторые там неплохо устроились, поглощая заготовленные впрок припасы. Зато дальше, на некотором расстоянии от насыпи, можно видеть людей с окрашенными зеленым губами: это те, кому приходится питаться травой. Но и те и другие с тупым упрямством автоматов сидят и ждут, когда же восстановится любовное сообщение и снова пойдут поезда на Новый Иерусалим. Время от времени какой-нибудь паровоз издает гудок любви, и им кажется, что наступают наконец перемены. А у некоторых паровозов даже хватает пару, чтобы выразить свистком свое нетерпение по поводу затянувшегося ожидания. Однако на самом деле никогда уже не наберется столько любовного пара, чтобы вся эта система вновь пришла в движение. Она уже свое отработала.
Итак, до свидания! Можете протягивать свое железнодорожное полотно из конца в конец до бесконечности. Все равно самые живописные места и края останутся от него в стороне. А я удаляюсь. Прощайте! Ах, как прекрасно быть наедине с самим собою — не слышать тебя, не видеть тебя, не общаться с тобой, человечество. Оставайтесь и делайте что хотите, но без меня. До свидания!
Хорошо быть наедине со своей душой. При этом заметьте: быть в одиночестве — не значит быть без души. Быть в одиночестве — значит быть наедине со своей душой. Быть наедине со своей душой и испытывать радость от этого — вот настоящее назначение жизни. Только моя душа — и я. Не мое эго, не мое понимание самого себя. А просто моя душа. Быть единым и цельным в моем собственном «я». И больше никого и ничего не искать. Не желать, не надеяться, не вожделеть. Сделать паузу и быть в одиночестве.
И конечно, всегда иметь рядом свою «нежную супругу», чтобы время от времени полностью в ней растворяться. Потому что быть в одиночестве и в мире с самим собой — на самом деле означает быть с близким существом вместе. Быть вдвоем с той, с которой можно вместе молчать, внутренне даже не замечая друг друга. Я — в своей обители покоя, она — в своей, и между нами — гармония, баланс, чистая циркуляция. Конечно, покой нужно иногда нарушать, делать в нем перерывы, когда он грозит перейти в нечто перманентное и самодовлеющее.
Говорят, что само путешествие лучше его окончания и прибытия в пункт назначения. Только не для меня. Путешествие любви было для меня слишком уж изнуряющим. Так что если и стоило в него пускаться, то лишь ради того, чтобы прибыть на место и оказаться в приятной обстановке, среди больших деревьев, со своей «обожаемой супругой», которая наконец-то научилась придерживать язык за зубами и не вдаваться в долгие рассуждения о справедливости и несправедливости мира, в том числе относительно своей конкретной особы… Ради того, чтобы разбить лагерь, изжарить кролика и с аппетитом съесть его, чтобы хранить в своей душе молчание и знать, что весь этот шум и гам хоть на какое-то время остались где-то далеко позади. Вот лучшее, что я знаю.
Я думаю — как это ужасно быть молодым. Экстазы и агонии любви, экстазы и агонии страха, колебания и сомнения, с трудом дающаяся самореализация, мучительное обретение себя — вот что такое молодость. Это также чудовищно сложный процесс установления человеческих взаимоотношений, в особенности же взаимоотношений в любви и браке. Все мы начинаем свой жизненный путь с незавидным багажом — с нашими идеями о чистой любви, с нашими идеями о несексуальном, «головном» сексе, с нашим гипертрофированным самосознанием. Со всем этим «богатством» мы вступаем в реальную жизнь и барахтаемся в ней, набивая себе шишки и синяки. К этому добавляется горечь вечного конфликта с «обожаемой супругой», у которой тоже полная неразбериха в голове, от чего она ершиста и колюча, так что и в руки ее не возьмешь. Да, ужасно быть молодым, но жизнь все ставит на место, каленым железом выжигая наше искаженное самосознание, наши выдуманные представления о сексе, наши понятия об идеальной любви, и после каждого такого выжигания душа становится все менее чувствительной, а внутреннее «я» — все более целостным, пока не достигает полной свободы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: