Александр Секацкий - Онтология лжи

Однако среди руин уцелело главное — точная фармакометрия самонастройки и прежде всего широкий допуск, позволяющий использовать обширную энергетику лжи без разрушения социума. Да, американские сержанты писали в письмах домой, что за полдоллара можно заполучить на ночь любую приглянувшуюся японку... Но массовая проституция не поколебала устоев японской семьи (и лишь такие устои воистину устойчивы). Мужья смогли вынести подобные заработки своих жен, а отцы — подобные заработки своих дочерей. Вынужденное поведение вошло в допуск через зону маргинального, не вступая в разрушительный конфликт с ценностями идеального, а сами ценности не потускнели, несмотря на громадную степень проседания морали. После войны множество японцев устремилось за океан, в страну-победительницу их собственной страны. Естественно, эмигранты из Японии могли рассчитывать только на самую грязную и тяжелую работу — и они безропотно согласились на нее. Роскошь и изобилие Америки были просто приняты к сведению — и спокойно размещены во внутренней Вселенной японской эмиграции, не подорвав прочности ее микросоциума. Р. Бенедикт в своей книге «Хризантема и меч» [66] Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword: Patterns of Japaneese culture. New York, 1946. отмечает необыкновенный разброс и высочайшую поляризованность японской культуры: созерцание кончика сосновой иглы, одна из самых эзотерических традиций стихосложения, вполне уживается в ней с неслыханно спокойным восприятием крови и жестокости (достаточно вспомнить кровавый реализм японского кино от А. Куросавы до Н. Осимы). Осмысливая опыт последних десятилетий, в обширный букет Lasensein можно добавить и японскую порнографию, которую ряд исследователей считает самой грязной и низкопробной. [67] См., напр.: Williams L. Hard Core: Power, Pleasure and the Frenzy of the Visible. Berkeley, 1989. — Любопытно, что в американских комедиях посетителями борделя чаще всего оказываются японские туристы.

Япония оказалась страной, где едва ли не максимально воплотились неучтенная заповедь Христа — «правило левой руки» — и подобная широта допуска, когда в пределах единой человекоразмерности свободно уживаются модусы практического разума, которые в других социальных телах, как правило, разрушают друг друга и сами эти тела — словом, такой колоссальный объем поместившегося в допуске Lassensein, «позволения быть», является, конечно, свидетельством мощи. И не только свидетельством, но и непосредственной видео логической причиной того, что Япония вышла в мировые лидеры благосостояния и процветания. Теперь японцы вновь приезжают в Америку — но уже для того, чтобы купить недвижимость и предоставить рабочие места, позволяя американцам работать под своим началом. ,

2. Рассмотрим теперь пример побежденного и освобожденного Кувейта. Оккупация его Ираком, продолжавшаяся недолго, помимо морального унижения и материальных потерь, породила еще одну проблему, имеющую непосредственное отношение к понятию допуска. В наследство от солдат С. Хусейна в Кувейте остались сотни (если не тысячи) обесчещенных, изнасилованных женщин — жен, дочерей, сестер, столкнувшихся с задачей восстановления собственного status quo. Казалось, что ситуация Кувейта, по сравнению с ситуацией послевоенной Японии и Германии, была не столь драматичной — ведь в сущности изнасилованная жена и муж, сдавшийся в плен (а по различным оценкам от одной до двух третей личного состава армии Кувейта попало в плен), суть «вещи одного порядка». Однако если вернувшиеся из иракского плена кувейтские солдаты обрели статус чуть ли не национальных героев, то для абсолютного большинства пострадавших кувейтских женщин возврат к прежней, рутинной жизни оказался невозможным. В кувейтских газетах появился целый ряд сообщений о случаях самоубийства, многочисленных фактах избиений и изгнаний, о полной социальной депривации фактически ни в чем не повинных женщин. Иными словами, в отличие от той же Японии, адаптировать эксцесс, т. е. сделать вид, что ничего не случилось, в Кувейте не удалось.

Не стоит, разумеется, настаивать на социологической репрезентативности двух рассмотренных примеров — на уровне социальной конкретности данное сравнение вообще не релевантно. Но в предельно широком, видеологическом смысле сопоставление выявляет вполне отчетливые закономерности архитектоники сознания любого объекта — в том числе и такого квазисубъекта, как государство, обладающего хотя бы минимумом «человекообразности». Во-первых, мы видим, как трудно «сделать вид, что ничего не случилось». Специфический «взгляд сквозь пальцы», этот единственно возможный способ зрения в зоне маргинального, представляет собой воистину национальное достояние, если речь идет о государстве, о социуме или каком-нибудь другом квазисубъекте, и параметр практической мудрости, жизненного опыта, если речь идет о человеке. В любом случае, это — элемент устоев, нечто непосредственно влияющее на устойчивость. Широта допуска есть главный ресурс противостояния силам отчуждения, всевозможным шизотенденциям, вызывающим деперсонификацию, расщепление Я. Во-вторых, мы видим в широте допуска, в умелом совмещении идеального с маргинальным источник социального динамизма, дорогу, которую миновать невозможно, ибо именно по ней пролегает путь человеческого бытия-к-могуществу. И коль скоро мы замечаем, что по параметру «допущенного быть» современное исламское общество отстает от социума буддийского или европейского, нам уже не приходится удивляться, что ни одна из мусульманских стран не входит в число мировых экономических лидеров или стран с разветвленным духовным производством (не говоря уже о правах человека). Здесь ничего не остается, как еще раз процитировать Гегеля, который писал: «Сила духа лишь так велика, как велико ее внешнее проявление, его глубина глубока лишь настолько, насколько он отваживается распространиться и потерять себя в своем раскрытии». [68] Гегель. Феноменология духа. С.5. Высокому потенциалу (а точнее — разности потенциалов) просто неоткуда взяться, если допуск заужен, если экспансия морали перекрывает манифестацию маргинального, а фигуры добродетели покоятся на шатком основании отложенных соблазнов. Ясно, что подобные устои не могут быть прочными, хотя бы потому, что их недостаточно: систематическое нарушение «правила левой руки» создает запредельную нагрузку для человеческого, передозировку напитка из Чаши святости.

Теснейшая связь между аккомодацией морали и устойчивостью общества, его творческим потенциалом и умением уходить от поражений хорошо видна на примере Японии, но не менее ярко на этом же примере просматривается и люфт нижней планки, способность к легитимации лжи. Сейчас качество японской промышленной продукции стало чуть ли не нарицательным понятием для обозначения добросовестности, и, казалось бы, вполне естественно предположить, что мы имеем дело с многовековой традицией добросовестности, из века в век культивировавшейся в японском обществе. Однако это не совсем так — во всяком случае, гораздо более существенна для процветания Японии традиция иного рода. Не вдаваясь подробно в экономическую историю Японии последнего столетия, [69] Есть несколько поучительных книг об экономических истоках японского чуда. сошлемся лишь на краткое, но очень точное наблюдение известного физика А. Абрагама. Он пишет: «За несколько лет до войны они (японцы. — А. С.) начали наводнять весь мир товарами, отличавшимися невероятной дешевизной и поразительно низким качеством. На такого рода товаре я раз обжегся. Вот как это было. В тридцатых годах в Париже состоялась выставка японских товаров, по окончании которой их можно было купить. Я соблазнился небывалой ценой велосипеда, который продавался за сто франков. Для французского самая низкая цена была шестьсот. Это был велосипед, как все велосипеды: с двумя колесами, рамой, рулем, цепью, двумя педалями и т. д. Я вернулся на нем домой и разъезжал пару дней, гордясь и восхищаясь своей покупкой. На третий день произошло что-то невероятное: велосипед буквально рассыпался, руль остался у меня в руках, цепь соскочила, переднее колесо отделилось от рамы, и там, где минуту назад был вполне презентабельный велосипед, лежала груда хлама. Говорят, что в хорошо спроектированной машине все части изнашиваются одновременно. С этой точки зрения конструктор моего велосипеда являлся гением». [70] Абрагам А. Время вспять, или Физик, физик, где ты был. М., 1991. С. 347. И не только гением был совокупный конструктор велосипеда — он одновременно был и конструктором японского чуда. Стадия безудержной фальсификации всегда предшествует экономическому рывку и реальному подъему благосостояния. Становление всей товаропроизводящей цивилизации, включая и современное постиндустриальное общество, представляет собой не что иное, как цепь подобных вспышек фальсификации, энергетических всплесков, отделенных друг от друга не менее важной стадией обуздания обмана, периодом стабилизации допуска (но ни в коем случае не суждения).