В Порус - Рациональность, Наука, Культура

Между рациональными и нерациональными моделями нет непроходимой пропасти, замечает В. Ньютон-Смит. Разумеется, сторонники нерациональных моделей не исключают методологического анализа и сравнения сменяющих друг друга в ходе научных изменений теорий, а "рационалисты" не отрицают, что история науки дает немало примеров таких "замещений" ведущих теорий, которые не укладываются в матрицы методологии. Но первые не склонны видеть в этих матрицах единственный и универсальный способ "рациональной реконструкции" истории науки, а вторые чаще всего полагают, что социологические или социально-психологические объяснения этой истории уместны только тогда, когда имеются "отклонения от рациональной модели"40. Например, в рациональной модели, принятой логическим эмпиризмом, обращение И. Ньютона к понятию "абсолютного пространства" должно выглядеть как некоторое "отклонение" от рациональной науки. Поэтому, например, Г. Рейхенбах объяснял это обращение как следствие определенных ненаучных (метафизических, религиозных) влияний на мысль Ньютона, то есть признавал воздействие на "внутренние" процессы развития науки "внешних" по отношению к последней факторов. Но рациональная модель может быть расширена по сравнению с требованиями логического эмпиризма, например, в нее можно включить "совместимость с определенной метафизикой" или соответствие некоторым требованиям, формулируемым философско-методологической теорией. Тогда, факторы, выступавшие как "внешние" в первом случае, становятся "внутренними", релевантными рациональному объяснению.

Из этого следует, что определение рациональной модели объяснения изменений в науке не является некоторой априорной данностью. Такие модели могут расширяться или сужаться в зависимости от некоторых принципиальных соображений. Но ясно, что такое расширение или сужение не может быть произвольным, так сказать, безразмерным. На каком основании можно было бы назвать рациональной такую модель объяснения, которая позволяла бы, например, считать что идейные мотивы ньютоновской теории зависят от свойств психики ее автора, его психоневротических комплексов?41. Вообще говоря, существует ли предел расширения рациональной модели науки, за которым разговоры о рациональности уже теряют смысл?

По сути, Ньютон-Смит заново ставит проблему демаркации, но уже по отношению к методологическим моделям научного изменения. Это весьма примечательный и важный поворот мысли. Теперь речь идет не о том, рациональна или нерациональна сама наука в ее развитии, а о том, рациональна или нерациональна модель объяснения этого развития. Проблема научной рациональности перемещается в сферу внутренних проблем методологии науки. В частности, может быть поставлен вопрос, действительно ли рациональное объяснение научных изменений является регулятивной идеей методологии науки, идеалом, к которому методология направляется в своем развитии? Или же такой идеал является чем-то в корне противоречащим реальной исторической практике науки, "методологической фикцией", пустым понятием, реликтом метафизических концепций, некогда питавших методологическую мысль?

По мнению Ньютона-Смита, о рациональном объяснении научного развития можно было бы говорить как о нормативном идеале, если бы методологам удалось разрешить несколько принципиальных проблем. Во-первых, им следовало бы доказать, что сторонники концепции "несоизмеримости" сменяющих друг друга научных теорий ошибаются, и для сравнения концептуальных систем всегда существует вполне рациональная основа. Во-вторых, необходимо было бы указать общую цель, ради достижения которой, собственно, совершаются все перемены в науке. В-третьих, рациональная модель должна была бы предложить набор общепринятых и обоснованных критериев, по которым можно оценивать сравнительные достоинства и недостатки конкурирующих теорий. В-четвертых, необходимо как-то доказать, что реальные изменения в науке действительно - в своей исторической динамике - приближаются к рациональной модели.

Если считать, как это делают сторонники нерациональных моделей, что все эти задачи до сих пор не имеют удовлетворительного решения, то история науки действительно "не укладывается" ни в одну из рациональных моделей. "Там, где рационалист ищет прогресс (или возможность прогресса), определяемый в отношении к его стандартам, нерационалист видит просто перемены, объяснимые социологически и/или психологически. Теории просто занимают место одна другой. Объяснение этих перемен обеспечивается внешними, а не внутренними факторами, описанными в рациональной модели"42.

Но правы ли эти критики рациональных моделей? Проблема "несоизмеримости" научных теорий действительно не может считаться вполне разрешенной, но не только потому, что защитникам "соизмеримости" не удалось построить вполне удовлетворительную теорию значения, позволяющую рационально соотносить значения терминов конкурирующих научных конструкций, но и потому, что аргументы сторонников тезиса о несоизмеримости были один за другим отвергнуты их критиками. Можно сказать, что и те, и другие оказались сильнее во взаимной критике, но не в нахождении позитивных решений. Защитники "несоизмеримости" за последние десятилетия не слишком продвинулись по сравнению с первоначальной аргументацией, основывающейся главным образом на двух предпосылках: невозможность "соизмерения" теорий на "теоретически-нейтральной" базе языка наблюдения (из-за отсутствия таковой) и "кардинальный сдвиг значений" при переходе от одних теорий (с их онтологиями) к другим теориям (с иными онтологиями), выводимый из "холистской" концепции значения. Обе эти предпосылки спорны. Противники "несоизмеримости" резонно утверждают, что рациональное сравнение теорий вовсе не привязано к концепции базисного "наблюдательного" языка, а "холистская" концепция значения является слишком узкой абстракцией, практически неприменимой, когда речь идет о реальных научных теориях43. По сравнению со своими оппонентами эти авторы все же достигли определенного успеха в разработке разнообразных логико-семантических теорий, позволяющих лучше решать задачи исторического анализа науки, не разрушая при этом устои рационалистического подхода в методологии. Во всяком случае, "тезис о несоизмеримости" ни в коем случае не может считаться решительным свидетельством против возможности рациональных моделей.

Что касается определения цели науки, то, как считает Ньютон-Смит, здесь следует сравнивать различные гипотезы, из которых ему представляется наиболее вероятной гипотеза Поппера о возрастании правдоподобия научных теорий, ибо "эта гипотеза дает наилучшее объяснение возрастания предсказательных и управленческих возможностей науки"44. Другими словами, целью науки лучше всего считать увеличение "запаса истинности" ее суждений, запаса, который обеспечивал бы ей максимально возможную устойчивость перед опытными опровержениями. Разумеется, для достижения этой цели нет иного средства, как стремиться к постоянной проверке научных суждений, не останавливаясь перед отбрасыванием даже самых "правдоподобных" из них, если они сталкиваются с неоспоримыми опровержениями. В этом Ньютон-Смит согласен с Поппером. Но есть и важное различие в их взглядах, различие, которое намечает иное решение проблемы научной рациональности.