Элвин Тоффлер - Война и антивойна

В войне, как и в бизнесе, способы оценки «ценностей» отстали от новых реалий.

При первой нашей встрече с Доном Морелли в 1982 году он отметил, что в нашей книге «Третья волна» было введено понятие «Ухода от массовости».

— Но, — сказал он нам, — есть один ключевой момент, который вы упустили из виду. Имелось в виду, что уход от массовости, происходящий в экономике и обществе, намечался и в военном деле.

— Мы идем, — сказал Морелли словами, которые нам запомнились, — к уходу от массовости в разрушении параллельно с уходом от массовости в созидании.

Если уход от массовости в текстильной промышленности означает индивидуальный раскрой с помощью программно управляемого лазера, на поле боя это означает использование лазера для поражения индивидуальных целей.

В фармацевтической промышленности создаются моноклональные антитела, умеющие распознать антиген, вызывающий болезнь, внедриться в него через специфические рецепторы и уничтожить. Оборонная промышленность создает крылатую ракету, способную опознать иракский бункер, влететь в него через дверь и уничтожить. Интеллектуальные машины экономики создают интеллектуальное оружие для войны.

В мирной экономике передовые технологии иногда терпят неудачу. Конечно, то же самое верно и для передовых видов оружия на поле боя, в том числе для известной, но заслужившей противоречивые отзывы ракеты «Патриот». Даже «Томагавк» был далеко не совершенным оружием во время войны и после нее, в ударах 1993 года, которые президент Клинтон нанес по штабу иракской разведки. Производители оружия стандартно переоценивают возможности своих изделий. Но общее направление перемен явно и неоспоримо. Целью его является все большая и большая точность, постоянно повышающаяся избирательность.

Разумное оружие, построенное на той же микроэлектронной базе, что и гражданская экономика, умеет обнаруживать звук, тепло, излучение радара и другие электронные сигналы, прогонять эти входные данные через мощные аналитические программы, выделять идентифицирующую «подпись» искомой цели и уничтожать ее. Один удар — одна цель. Чтобы оценить, насколько поразительны эти новые возможности, стоит оглянуться чуть назад. Например, в 1881 году британский флот выпустил по египетскому форту близ Александрии 3000 снарядов. В цель попали только десять.

И в такие недавние времена вьетнамской войны американские пилоты сделали 800 боевых вылетов и потеряли десять самолетов в безуспешной попытке разбомбить мост Тхань-Хоа. После этого четыре «F-4», вооруженные первыми образцами умных бомб, сделали это с первого захода.

Во Вьетнаме американские танки М-60 должны были искать укрытие, останавливаться и только потом стрелять. Ночью, на расстоянии 2000 ярдов, шансы поразить цель были, согласно словам специалиста по танкам Ральфа Халленбека, «почти нулевыми». Сегодня танк М-61 может стрелять с ходу. Приборы ночного видения, лазерное наведение и компьютеры автоматически вносят поправку на жар, ветер и другие условия, гарантируя поражение цели в девяти из десяти случаев.

Сегодня один F-117, совершив один боевой вылет и сбросив одну бомбу, может выполнить задачу, которую во время Второй мировой войны бомбардировщики Б-17 выполняли за 4500 вылетов, сбрасывая 9000 бомб, а во Вьетнаме за 95 боевых вылетов и сбрасывая 190 бомб. «Почему все это работает, — говорит Джеймс Е. Дигби, специалист по точному оружию „Рэнд корпорейшн“, — так это потому, что в основе действия оружия лежит информация, а не объем огневой мощи. Это колоссально уменьшает тоннаж взрывчатки, необходимой для вывода корабля из строя». Его слова отлично понятны тем менеджерам экономики, которые с помощью компьютеров снижают потери сырья и миниатюризируют изделия, уменьшая при этом расходы на хранение и транспортировку.

Не приходится сомневаться, конечно, что массовое разрушение еще будет играть свою роль в предвидимом будущем. Пока существует война, будут и отказы оружия, и фатальные ошибки. Но не массовое разрушение, индивидуально выбранное так, чтобы минимизировать сопутствующий ущерб, будет все сильнее доминировать в зонах боев, точно повторяя картину в гражданской экономике.

Сейчас уже всем понятно, что новая «интеллектуальная» экономика требует интеллектуальных работников. Уменьшается объем физической работы, и большие массы неквалифицированных рабочих заменяются меньшим числом хорошо обученных работников и разумных машин.

И этот процесс тоже имеет свою точную параллель в военном деле, где для умного оружия нужны умные солдаты. Плохо образованные войска могут храбро биться в рукопашной, типичной для войн Первой волны; они могут сражаться и побеждать в войнах Второй волны, но для армий Третьей волны они такая же обуза, как невежественные рабочие на предприятиях Третьей волны. Но сказать, что война в Заливе была войной «хай-тек», в которой человеческий фактор в бою был исключен, — это была бы гипербола. Факт тот, что войска, отправленные союзниками в район Залива, были самой образованной и технически грамотной армией, когда-либо посланной в бой. Конечно, многие из них были обучены ТРАДОКом, которым руководил Старри. Почти десять лет ушло на подготовку американских вооруженных сил к новому виду войны, основанному на доктрине воздушно-наземного боя.

И даже в рядах передовых армий есть еще моральные неандертальцы, как показало плохое обращение с женщинами во время печально знаменитого совещания ВМФ США в Тэйлхуке или все еще случающиеся факты преследования гомосексуалистов. Но изменение природы войны заставило больше ценить образование и опыт и меньше — старомодный военный мачизм и грубую силу.

Новой армии нужны солдаты, которые работают мозгами, могут взаимодействовать с различными народами и культурами, быть толерантными к другим, брать на себя инициативу и задавать вопросы вплоть до того, чтобы ставить под сомнение власти. «Лозунг шестидесятых „власти — к ответу“ укоренился в самом неправдоподобном из всех мест», — пишет Стивен Д. Старк в «Лос-Анджелес таймс», описывая изменение духа американской армии. Тяга задавать вопросы и думать в вооруженных силах США куда сильнее, быть может, чем на многих предприятиях.

И действительно, передовое образование сегодня куда чаще встречается в армии, чем на высших уровнях бизнеса. Недавний обзор Каролинского центра творческого руководства показал, что только 19 % американских руководителей высшего звена получили какую-либо степень после диплома колледжа, а 88 % (примечательная цифра) бригадных генералов получали дополнительное образование.

Среди пилотов уровень обучения сейчас куда выше, чем когда-либо раньше. Во время Второй мировой войны молодых летчиков могли бросить в бой после всего нескольких часов за штурвалом самолета. Сейчас за спиной пилота F-15 — обучение ценой в миллионы долларов. И на него уходят годы, а не дни или месяцы подготовки.